Помню, как я впервые столкнулся с этим, когда мы вернулись домой после каникул, и снова ощутил, когда мы все вместе ездили к каким-то знакомым погостить. А сильнее всего я чувствовал это в те два месяца, когда мать с отцом находились в заключении и нами занималась прабабушка — после того как она разобралась с Бодиль Бегемот, которая хотела отправить нас в детский дом в Грено. По прошествии двух месяцев наш дом был при смерти, и чтобы оживить его, потребовалась почти целая неделя — да и сейчас понадобится не меньше.

Осознавая всю серьёзность ситуации, мы с Тильте молча сидим каждый на своём диване, смотрим друг на друга, и делаем глубокий вздох перед тем как обследовать комнаты, где мы родились и выросли — в надежде найти следы родителей.

Хочу воспользоваться этой короткой передышкой, чтобы сказать несколько слов о Тильте.

Не думаю, что найдётся много приезжих и уж точно не найдётся ни одного островитянина, кто отнёс бы Тильте к той большой группе людей, которых называют «простые смертные». Почти все считают её кем-то вроде полубогини или ещё не легче.

Такое представление основывается на некоторых фактах, например на том собеседовании с родителями, которое устроила наша школа, когда Тильте училась в пятом классе. Я на нём присутствовал, потому что отец проводил вечерние занятия с конфирмантами, а меня нельзя было оставлять без присмотра после злополучной истории с Каем Молестером Ландером. В машине я слышал, как Тильте сказала: «Мама, сегодня вечером учителя будут на меня жаловаться, это потому, что они чувствуют давление моей яркой индивидуальности».

Произнесла она это на полном серьёзе, она действительно так считала, и когда мы пришли в школу и учителя сказали, что Тильте привлекает к себе слишком много внимания, но у неё хорошие отношения с одноклассниками — она всегда всем готова помочь, беда только, что у неё много, ну просто очень много пропусков, даже по тогдашним школьным меркам, когда нам очень многое позволялось — ведь Айнара Тампескельвера Факира ещё не уволили. После этих обвинений учителя посмотрели на Тильте, потому что ожидали от неё извинений за прогулы, а возможно, и признания, что мы всю весну собирали чаячьи яйца. Но Тильте лишь сказала: «Ну да, хорошего мало не бывает».

Она произнесла это без улыбки, с чувством собственного достоинства. Вот после таких случаев общественность стала ценить Тильте — может быть, даже слишком.

Очень важно, чтобы вы постарались как можно более трезво смотреть на вещи. Потому что если у вас это не получится, то, возможно, вы и не поймёте, что способность находить те места, откуда можно выбраться на свободу из этой замкнутой действительности, — это не какой-то талант, присущий лишь полубогам или людям, которые чем-то отличаются от простых смертных. На это способны и славные, милые, но при этом совершенно обыкновенные люди — такие, как мы с вами.

Так что сейчас я расскажу вам о несчастье Тильте, чтобы вы получше могли понять её и убедиться, что в чём-то она такая же, как все.

Полтора года назад у Тильте появился друг по имени Якоб Аквинас Бордурио Мадсен.

Представляю себе, что вы на это скажете. Что из всех идиотских имён, которые вам когда-либо доводилось слышать и которые наполняют вас чувством глубокого сострадания к тому несчастному, родители которого дали ему такое имя. когда он был беспомощным младенцем — среди этих имён имя Аквинас Бордурио Мадсен вне всякой конкуренции. Но этому имени есть очень простое объяснение, дело в том, что остров Финё всегда имел многочисленные связи с другими странами, ведь на острове две верфи, на которых в XIX веке строили самые быстроходные шхуны и чайные клиперы, и никто не удивлялся, все даже привыкли к тому, что мужчины, будь то викинги, матросы, боцманы, капитаны или пассажиры-зайцы, всегда нанимались на суда и покидали остров, и что женщины уезжали в качестве валькирий, или горничных, или поварих, или миссионерок, или кого-то вроде Маты Хари. В результате население Финё пополнилось мужчинами и женщинами разных национальностей и с такими именами, что, услышав некоторые из них, например Якоб Бордурио Мадсен, можно полночи проворочаться в постели или вовсе лишиться сна.

Вот почему на Финё оказались и представители многих религий. Якоб — из католической семьи, он всегда носит с собой маленькие чётки, которые перебирает, тихо произнося про себя молитвы, обращённые к Деве Марии. Молится же он беспрерывно, все знают, что он никогда не оставляет чётки — даже когда он одержал победу в финале конкурса по стандартным танцам школы Ифигении Брунс, которая на Центральной площади.

Конечно же, это лишь незначительные подробности, которые тем не менее следует учитывать при оценке умственных способностей Якоба — я имею в виду то, что он выступает на соревнованиях по танцам и молится Деве Марии, ну и ещё то, что он участвовал как минимум в нескольких крупных преступлениях против человечности, как, например, в тот раз, когда они с Каем Молестером тайком привели три класса школы на внешнюю галерею приходского культурного центра, а мы с Симоном Сойлехельгеном как раз разделись, собравшись провести исследование тех духовных возможностей, которые кроются в хозяйственном мыле, — история, к которой я вернусь попозже. Но этого недостаточно для объяснения происшедшего между ним и Тильте, потому что Якоб — человек, у которого за все годы, что мы его знаем и наблюдаем за его развитием, несмотря на некоторые изъяны в характере, обнаружилось также и множество достойных человеческих качеств. Например, в лучшем составе футбольного клуба Финё он играл со мной в нападении, на левом фланге, и не раз демонстрировал такое завершение атаки, что я и многие другие смогли посмотреть сквозь пальцы на тот факт, что он шесть раз выиграл соревнования Дании по стандартным танцам — хотя это та разновидность движения, на которую мы в футбольном клубе смотрим с таким же состраданием, с каким мать смотрит на своего больного, прикованного к постели ребёнка.

Несмотря на всё это, он вдруг почувствовал, что у него есть духовное призвание.

Мне бы хотелось сразу же объяснить, что такое призвание. Но сначала требуется рассказать, какие у Тильте с Якобом были отношения — чтобы вам был понятен масштаб катастрофы: Тильте и Якоб были счастливы.

Со своими прежними друзьями Тильте тоже была счастлива. Но как-то иначе, потому что эти прежние друзья были абсолютно понятными. С ними она была счастлива так, как Баскер счастлив со своими собачьими приятелями — а именно, занимая высшую ступеньку в иерархии. Даже самый кровожадный пёс на всём острове — гренландская ездовая спасателя Джона по имени Граф Дракула — она похожа на белого плюшевого медвежонка, но суд дважды выносил решение о том, что её следует усыпить, и на неё надевают два намордника, один на другой, когда Джон выводит её на цепи погулять — так вот, даже этот пёс писается от страха, когда у Баскера случается мигрень. Так что, занимая такое положение, можно искренне любить всех остальных собак — если уж говорить начистоту, хотя это и не в пользу Баскера.

Иначе обстояло дело с Тильте и Якобом. Это сразу же бросалось в глаза, если вы встречали их на улице. Конечно же, они были влюблены друг в друга и разгуливали, мечтательно глядя друг другу в глаза, так что в какие-то моменты на ум даже приходили жуткие строчки из дурацких стихотворений, которые сочиняет мой брат Ханс. Но при этом они одновременно были напарниками и игроками соперничающих команд — это невозможно объяснить, но это была настоящая любовь.