Да еще и разбила, похоже, – кулак стал багровым, только кровь явно была не ее. И боли она не чувствовала… Не в руке точно. Вот в груди сдавило так, что мелькнула мысль о смерти.

Выжила. Проснулась. Но день оглушил так, что отвратительный сон не сразу вспомнился. Настиг, когда упала на постель, в которой больше не было мужа. Геннадий даже на диване не захотел ночевать с ней под одной крышей, уехал к родителям.

«Какая же ты…»

Вслух не произнес ни слова, зубы стиснул так, будто его резали по живому. Наверное, именно так и чувствовал. Но Марта не испытывала ни сострадания к нему, ни стыда. Самой было больно до того, что выла в подушку, как та самая сука, которую с яростной силой пнули в живот, – сердце чуть не оторвалось. А лучше бы совсем… Уже сдохла бы, и черная воронка тоски перестала вытягивать все нутро воем через горло.

Не будет… Больше ничего не будет в жизни. Запаха его дурманящего, от которого слабели ноги и желание растекалось по всему телу… Взглядов, проникающих в самое сердце. Даже забеременеть не удалось от него, что за дура?! Был бы малыш, похожий на Мишу, целовала бы его ножки, вжималась лицом в животик. Страдание проросло бы новой любовью… Не сумела спасти свою жизнь.

– Как он посмел?! – пробормотала Марта в подушку, вспомнив холодный взгляд следователя, которому она явно не понравилась.

Впрочем, ей было плевать. Даже на то, что Логов попытался свалить всю вину на нее… Косвенную вину, конечно, ее ведь даже в цирке не было, когда Миша совершил последний полет.

Но именно к этому сыщик и придрался. Вызвал ее на допрос в Следственный комитет. Марта даже не представляла, где он находится… Теперь не забудет.

В унылой комнате для допросов пахло страхом – здесь побывало много таких, как она.

– Мы ведь уже разговаривали с вами, – напомнила она, стараясь смотреть на следователя спокойно. Нервничают те, кто виноват. Это их паника серой плесенью налипла на стены.

Логов тоже показался ей олицетворением бесстрастности. А беленькая девочка за его спиной, которая выглядела совсем школьницей («Неужели уже юрфак окончила?»), за все время допроса не проронила ни слова. Марте хотелось обрести в ней союзницу: разве женщине, даже такой юной, не проще понять другую женщину? Но в голубых глазах застыл холод. Они тут все такие? Жестокие…

– Я не забыл, – заверил Логов. – Это обычная практика: мы всегда несколько раз беседуем со всеми причастными к преступлению.

– Но я не причастна!

– Неужели? Погибший Михаил Венгровский был вашим любовником. Это уже причастность.

– Но в момент… В тот самый момент… Меня даже в цирке не было. Вы сами видели – я пришла позднее.

– Я видел, как вы выбежали на манеж. И кстати, сделали все, чтобы ваше появление не осталось незамеченным…

– О чем вы говорите?

– Кто-то может подтвердить, где вы находились в полдень?

– Какая разница?! – вспыхнула Марта. – При чем тут вообще я? Что за околесицу вы несете?

Его брови так и подскочили:

– Ух ты! А вы хорошо выучили русский язык! Если б не акцент…

Вот тут он ошибался: у нее не хватало слов, чтобы оправдаться. Но Марта попыталась:

– Я даже не работала с ними! Я же бухгалтер… Как я могла навредить Мише в номере?! Я! Вы хоть понимаете, о чем говорите?

В его серых глазах не теплилось и намека на сострадание. Она вгляделась со страхом: отвращение… До сих пор никто не смотрел на Марту с подобным выражением, ведь она считалась красивой женщиной. За что этот человек так невзлюбил ее?

«Волк! – подумала она почти с ненавистью. – Ему нужна добыча. И плевать, кто ею станет!»

– Не сомневайтесь, – проронил Логов. – Я понимаю.

От его тона у Марты мурашки бежали по спине. На какое-то время она даже забыла о Мишиной гибели, потому что опасность дышала ей в лицо. Этот мужчина видел в ней мерзкую гадину, у него даже губы кривились от брезгливости. Маленькая блондинка за его спиной не могла видеть этого выражения, но ее лицо выражало то же самое, точно они родились близнецами. На каком-то высшем уровне… Потому и чувствуют одинаково. Но неужели эти люди считают любовь преступлением? Пусть и запретную любовь…

– Я даже знаю, о чем вы сейчас думаете, – продолжил следователь тем же тоном. – Пытаетесь оправдать себя? Мол, Венгра погубило вовсе не то, что вы не смогли отказаться от желания жонглировать мужскими сердцами… Они с вашим мужем работали вместе под куполом. Должны были абсолютно доверять друг другу. Нет, это вас не заботило! А каково было Геннадию изо дня в день протягивать руку любовнику своей жены? При этом отлично зная: пара сантиметров промаха избавят его от позора…

– Какого позора? – пролепетала Марта, прижав ладони к щекам. – О чем вы?

– О том, что вся труппа знала о ваших отношениях.

– Вся? Нет. Я не думаю.

– Это я уже понял. Думать – это не ваше. Сострадать тем более…

Марта попыталась вскочить, но подвели ноги, подломились в коленях, и она опять осела на стул:

– Вы читаете мне нотации? Как вы смеете?!

– Упаси бог! – откликнулся Логов с неожиданным смехом, напугавшим ничуть не меньше. – Нотации читают тем, кого пытаются исправить. Я вас посадил бы… Но, боюсь, ни одни суд не признает вас виновной. К сожалению, у нас не дают срок тем, кто убивает не тело, а душу.

Пытаясь защититься от его несправедливых нападок, Марта вцепилась в плечи, закрыла руками грудь крест-накрест. Это не спасет, если следователь решится добить ее физически, но ей нужно было хоть что-то предпринять! Лишь бы не чувствовать себя жертвой.

– Я не понимаю… Чью душу?! Я любила Мишу. Я…

– Я не о нем. Если убийцей все же окажется ваш муж – а я этому не удивлюсь! – в таком случае ваша вина будет ничуть не меньше, чем его. Нет! – заспорил Логов сам с собой. – Вы виновны в любом случае. Вы провоцировали человека, отвечающего за чужую жизнь, просто упустить эту самую жизнь сквозь пальцы. Это ведь так легко… Ни пистолет не нужен, ни нож. Просто сделать вид, будто ошибся. Это ведь возможно? Ни у кого нет сомнений на этот счет.

Ее пальцы еще крепче впились в плечи:

– Даже… Даже Гена… подтвердил?

– Он же не идиот отрицать очевидное. Воздушные гимнасты без страховки. Можно провернуть идеальное убийство! Правда…

От того, что следователь вдруг замолчал и уставился на нее вприщур, Марте стало совсем тошно от предчувствия: сейчас