Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы об этом и говорили, – заявил Молоток, лицо его раскраснелось. – Нога плохо срослась. Там нужно вмешиваться…
– Потом, – прорычал командир. – Капитан Паран, через два колокола все взводы должны быть готовы – ты уже решил, что делать с остатками Девятого?
– Так точно, их нужно объединить с остатками взвода сержанта Мураша.
Скворец нахмурился.
– Назови пару имён.
– У Мураша осталась капрал Хватка и… кто ещё? Штырь, Дымка, Дэторан. Так что с Молотком, Валом, Тротцем и Быстрым Беном…
– Быстрый Бен и Штырь теперь кадровые маги, капитан. Но они всё равно останутся при твоей роте. В остальном, я думаю, Мураш будет счастлив…
Молоток фыркнул.
– Счастлив? Да Мураш и слова-то такого не знает.
Паран прищурился.
– Я так понимаю, что «Мостожоги» не выйдут на марш вместе с остальным Войском.
– Верно. Но об этом мы поговорим в Крепи. – Взгляд тускло-серых глаз Скворца на миг задержался на капитане, затем скользнул прочь. – В живых осталось тридцать восемь «мостожогов» – так себе рота. Если хочешь, можешь отказаться от этого назначения, капитан. У нас есть ещё несколько рот элитных морпехов, где недостаёт офицеров, они, к слову, привыкли к командирам из благородного сословия…
Наступила тишина.
Паран отвернулся. Наступили сумерки, тени карабкались вверх по склонам ближайших холмов, на небосводе проступила первая россыпь тусклых звёзд. Могу получить нож в спину, вот что он мне говорит. «Мостожоги» печально известны нелюбовью к офицерам из аристократов. Год назад Паран тут же высказал бы это вслух, полагая, будто обнажать уродливые истины – благое дело. Вообразил, что так поступают настоящие солдаты… А на самом деле настоящие солдаты поступают ровно наоборот. В мире, полном ям и топей, нужно плясать по краешку. Только дураки прыгают вперёд очертя голову, а дураки долго не живут. Однажды он уже ощутил, как нож входит в его тело. Та рана должна была оказаться смертельной. От воспоминания Парана бросило в пот. От такой угрозы он уже не мог просто отмахнуться с юношеской бравадой. Капитан это понимал, как и двое мужчин рядом с ним.
– Я, – проговорил Паран, неотрывно глядя на тьму, уверенно поглощавшую дорогу на юг, – по-прежнему почту за честь командовать «Мостожогами», сэр. Быть может, со временем мне представится возможность доказать, что я достоин таких солдат.
Скворец хмыкнул.
– Как хочешь, капитан. Предложение остаётся в силе, если передумаешь.
Паран обернулся к нему. Командир ухмыльнулся.
– По крайней мере, на какое-то время.
Из сумрака возникла могучая, темнокожая фигура. Её оружие и доспехи тихонько позвякивали. Увидев Скворца и Парана, женщина смешалась, затем уставилась на командира и отрапортовала:
– Стража сменилась, сэр. Мы все возвращаемся, как и было приказано.
– Почему мне докладываешь, солдат? – пророкотал Скворец. – Обращайся к своему непосредственному начальнику.
Женщина нахмурилась, развернулась к Парану.
– Стража смени…
– Я слышал, Дэторан. «Мостожогам» собрать обмундирование и ждать на плацу.
– До выступления ещё колокол с половиной…
– Мне это известно, солдат.
– Так точно. Слушаюсь, сэр.
Женщина трусцой устремилась прочь. Скворец вздохнул.
– Что до этого предложения…
– Моим учителем был напанец, – сказал Паран. – Никогда ещё не встречал напанца, который бы знал, что такое уважение, Дэторан тут не исключение. Также я знаю, – добавил он, – что Дэторан не исключение и в том, что касается «мостожогов».
– Похоже, этот напанец неплохо тебя обучил, – пробормотал Скворец.
Паран нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
– Неуважению к субординации, капитан. Ты только что перебил своего командира.
– Ох, виноват. Всё время забываю, что вы уже не сержант.
– Я тоже, поэтому нужно, чтобы такие люди, как ты, мне напоминали. – Старый солдат обернулся к Молотку. – Запомни, что я сказал, целитель.
– Так точно.
Скворец ещё раз взглянул на Парана.
– Спешка, а потом ожидание, – хорошее решение, капитан. Солдаты обожают томиться от безделья.
Паран посмотрел вслед Скворцу, который направился в сторону ворот, а затем сказал Молотку:
– Этот ваш частный разговор с командиром. Целитель, я должен что-то знать?
Молоток сонно моргнул.
– Никак нет, сэр.
– Хорошо. Можешь возвращаться в свой взвод.
– Так точно.
Оставшись в одиночестве, Паран вздохнул. Тридцать восемь злых, обиженных ветеранов, которых уже дважды предали. Я никак не был связан с предательством при осаде Крепи, и Ласиин объявила меня вне закона вместе с ними. Ни то ни другое нельзя повесить мне на шею, но они всё равно это делают.
Он потёр глаза. Сна Паран теперь… опасался. Ночь за ночью, с самого перелёта из Даруджистана… боль и сны, нет, кошмары. Ох, нижние боги… В ночные часы он извивался под одеялом, кровь мчала по жилам, в животе бурлила кислота, а когда сознание наконец ускользало, приходили сны – прерывистые, дёрганые, где он всегда бежал. Бегу часами напролёт. А затем тону.
Это кровь Пса бежит в моих жилах со всей своей мощью. Больше нечему.
Паран снова и снова убеждал себя, что кровь Пса стала причиной его паранойи. Эта мысль вызывала только кривую усмешку. Враньё. То, чего я боюсь, вполне реально. Хуже – невыносимое чувство потери… неспособность доверять – никому. Без этого – чего мне ждать в жизни? Только одиночества, то есть ничего ценного. А теперь все эти голоса… шепчут, зовут, подбивают. Спастись. Сбежать.
Он встряхнулся, сплюнул, чтобы избавиться от кисловатого привкуса во рту. Думай о той, другой сцене. Одинокой. Невразумительной. Помнишь, Паран? Голос, который ты тогда услышал. Это был голос Рваной Снасти – ты тогда в этом не сомневался, почему же усомнился теперь? Она жива. Где-то, как-то, но чародейка жива…
А-а-а, больно! Ребёнок кричит во тьме, Пёс воет от горя. Душа, распятая на сердце раны… а я себя вообразил одиноким! О, боги, лучше бы так!
Скворец вошёл в сторожку, прикрыл за собой дверь и шагнул к столу писца. Опёрся на столешницу, вытянув больную ногу. Он вздохнул, глубоко, долго, словно распуская один за другим тысячи узлов на бесконечной верёвке, а когда вздох окончился, Скворец понял, что дрожит.
В следующий миг дверь отворилась. Выпрямляясь, Скворец хмуро покосился на Молотка.
– Я думал, капитан объявил общий сбор, целитель…
– Паран в состоянии ещё худшем, чем вы, сэр.