– Во, Борисыч, блин, чутье зверское у «арапов Петра Великого». Нам бы такие способности, так мои волкодавы бы на вес золота ценились, – проговорил русоволосый крепыш с болезненно-изможденным лицом и запавшими от усталости голубыми глазами.

Он медленно ковылял, опираясь на плечо своего товарища. Тот невесело улыбнулся в ответ и, почесав густую щетину, с ненавистью взглянул на палящее солнце:

– Тебя, Валерка, вместе со всеми твоими парнями никогда не будут ценить на вес золота, хотя реально вы стоите намного дороже. Но – одноразовые вы, как презервативы. В этом суть проблемы. А презервативы, они и в Африке презервативы. Где же ты видел, чтобы вас ценили?

– Ну ты опять свою буржуйскую шарманку завел. Это вы у нас такие избранные, белая кость и голубая кровь. А мы просто холопы у барина-боярина. Сноб ты буржуйский, Борисыч, хотя и наш в доску.

– Топай, Аника-воин, а то смотри, не дойдем сегодня до базы, опять сутки потеряем с твоим приступом.

Валерка, соглашаясь, устало мотнул головой и, поправив автомат на плече, поволок ноги дальше, стараясь успевать в ногу с более высоким попутчиком. Сухощавые, с мускулистыми, натренированными телами, чернокожие проводники, мягко ступая, словно бы не шли, а плыли в жарком мареве, упорно вели за собой этих агрессивно-неуклюжих и таких уязвимых на африканских просторах белых мужчин.

Ноги нещадно ныли, и каждый шаг давался с большим трудом. Останавливаться было крайне нежелательно, потому что после каждой остановки было нестерпимо тяжело заставить себя продолжить движение. Оставалось совсем немного, и от этого было многократно тяжелее. Сбитые и изуродованные, взопревшие от жары и больные от антисанитарии ноги, словно саботажники, старались причинить хозяевам как можно больше не удобств. На зубах скрипел песок, от которого просто некуда было спрятаться…

Группа десантировалась с борта корабля по шторм-трапу, который, словно тонкая ниточка, завис над морскими волнами. Морпехи с ловкостью цирковых акробатов даже не пробежали по нему, а съехали, как по ледяной горке. Я осторожно ступаю на край трапа, и он начинает подо мной гулять. Два с половиной десятка человек внимательно наблюдают за моим эквилибром с берега.

Страх блокирует движения, делая их неуверенными и скованно-неуклюжими. Собираю волю в кулак и, как на учебных сборах, оставшуюся половину пути бегу трусцой, стараясь не раскачивать и без того слишком подвижный и шаткий трап. Наконец ноги ступают на твердую почву. Делаю несколько уверенных шагов. Парни кривят рты в ухмылке – вот «сухопутная калоша», добрался-таки до берега наконец. Им смешны мои неуверенные и неловкие движения, и они конечно же правы: я действительно представляю собой забавное зрелище.

Оборачиваюсь и вижу, как от нас уплывает шторм-трап. Корабль медленно отваливает от опасного берега, а мы, выстроившись в колонну по двое, тоже удаляемся от берега, но в противоположную сторону. Старший группы обеспечения высылает вперед трех человек. Основная колонна следует в отдалении метров через пятьдесят.

Валерка идет впереди меня в паре с огромным капитан-лейтенантом, между нами еще две пары, затем следую я. Рядом со мной гордо вышагивает высокий, стройный и одновременно могучий парень с явно кавказскими чертами лица. Он идет молча, время от времени царапая меня острым взглядом.

Такое оружие, да лет так тридцать тому назад…

Мельком оборачиваюсь: следующая за мной пара идет практически без дополнительного груза и чуть ближе к нам. Охраняют бережно, но ненавязчиво. Смотрю на своего кавказского телохранителя снизу вверх: горец чуть заметно улыбается в красивые усы.

– Иванов, – протягиваю я руку.

– Вано, – говорит охранник с мягким кавказским акцентом и, словно ребенку, пожимает мою ладонь своей могучей пятерней.

– Коцхавелли, – продолжаю я, чтобы проверить реакцию моего спутника.

Тот вытягивается, словно на плацу перед высшим командованием, инстинктивно бросая взгляд на спину командира. Но Валерка не может подсказать своему подчиненному, как реагировать на подобные выходки. Я прикладываю палец к губам и заговорщически подмигиваю Вано.

Идем молча и долго, я уже начинаю заметно уставать. Ребята идут, словно это не живые люди, а роботы-гуманоиды. Вано все так же мельком бросает на меня время от времени удивленные взгляды. Через какое-то время мягким, но уверенным движением снимает мой рюкзак и, словно маленькую спортивную сумочку, набрасывает себе на плечо. Идти становится значительно легче. Еще пару часов безостановочного движения, и наконец небольшой привал. Дозоры занимают свои места, Валерка отдает приказы тихим, четким голосом, и ребята исчезают в предрассветных сумерках.

Мне указывают место, куда поставить свой рюкзак, и жестом дают понять, что можно присесть на разостланную подстилку. Вано располагается рядом, еще двое здоровяков прикрывают меня с флангов. Приближается могучий каплей и, нагнувшись практически к моему уху, тихо передает разрешение командира поспать. Я одобрительно киваю и, поудобнее устроившись на рюкзаке, быстро проваливаюсь в дрему, которая всегда сопровождает у меня усталость после напряженного рабочего дня.

Чья-то могучая рука трясет мое плечо, открываю глаза: Вано вытягивается и докладывает:

– Завтрак готов, товарищ Иванов.

Вскакиваю, обрабатываю влажной спиртовой салфеткой руки, лицо, а затем с удовольствием набрасываюсь на сырные галеты с какой-то вкусно-питательной начинкой и ароматный кофе с глюкозой. Ребята уже завершили прием пищи и готовятся к началу движения. Замечаю стройного чернокожего проводника и двух его помощников, расположившихся чуть в стороне, внимательно наблюдающих за действиями чужаков, которым они будут помогать. Сразу узнаю основного чернокожего проводника – это очень опытный следопыт и охотник, свободно владеющий почти двумя десяткам диалектов.

Главный проводник спокойно опирается на традиционное копье и выглядит как типичный африканский воин эпохи колониальных захватов, но, по нашим данным, он прекрасно владеет большинством видов современного стрелкового оружия. Мы встретились взглядами. Проводник спокойно, изучающе-внимательно смотрит на человека, которого особо оберегают в группе чужеземцев. Я стараюсь смотреть ему в глаза спокойно и не улыбаясь. Пока мы не настолько знакомы, чтобы проявлять чувства, а потерять доверие или уважение можно элементарно. Проводник чуть наклоняет голову, я отвечаю тем же жестом. Вот и все. Знакомство и первичное представление состоялось. Я знаю о нем то, что изложено в досье, а вот что он знает обо мне или, точнее, что он чувствует – очень бы хотелось узнать. Но прорваться через защитную оболочку безучастно-индифферентного миросозерцания этого типичного африканца мне вряд ли когда-либо удастся.

Сборы завершаются, убираются все возможные следы нашего пребывания настолько, насколько это возможно, и группа выстраивается в установленном порядке. Проводники уходят на свои места. Главный проводник с одним из своих помощников уходят вперед, а второй помощник, пропустив колонну, пристраивается сзади и немного сбоку. По распорядку действий я знаю, что где-то рядом все время находятся еще один или два проводника, но их мы вряд ли увидим. Кого они прикрывают, нас или своих, неизвестно, но он или они обязательно находятся здесь.