Кап-три вытягивается и уже по-военному обращается к командиру:

– Товарищ капитан первого ранга?

– Добро! Николай Петрович, командира спецгруппы ко мне завтра на 10.00.

– Есть командира спецгруппы завтра на 10.00, – отвечает кап-три и покидает каюту капитана, мягко прикрыв за собой дверь.

Мы остаемся вдвоем, чтобы еще немного поговорить о том, как я буду существовать на судне в течение оставшихся нескольких дней. Капитан подробно рассказывает мне о распорядке, о том, как мне держать связь с ним и с особистом. По документам я все это уже знаю, но спокойный и отечески проникновенный голос капитана создает доверительную домашнюю атмосферу.

После короткого, легкого почти ночного ужина я отправляюсь спать в отведенные мне апартаменты. Несмотря на несколько часов недавнего сна, я засыпаю очень быстро с каким-то домашним ощущением покоя.

Утром просыпаюсь легко, приняв душ и одевшись, выхожу в «кабинет». На столе уже готов завтрак. Капитан встречает меня в полной боевой готовности. Чисто выбритое лицо, безукоризненно подогнанный китель, открытость взгляда красивого русского человека. Мы с удовольствием завтракаем. Все очень вкусно и действительно приготовлено и сервировано как в хорошем европейском ресторане.

Неумолимое время требует от капитана возвращения к своим обязанностям, он убывает на капитанский мостик. Я остаюсь один и опять погружаюсь в схематичный мир своих документов, осмысливаю информацию и в очередной раз перепроверяю данные и подвергаю сомнениям отработанные тактические варианты. Без пяти десять капитан возвращается, а ровно в десять раздается стук в дверь, и на пороге возникает крепкая молодцеватая фигура командира спецгруппы. Молодой капитан третьего ранга, чуть старше меня по возрасту. Но я знаю, что у этого парня за плечами… Очень важно, чтобы у него с ходу не возникло пренебрежительное отношение к моей совсем не мореходной особе. Приказ приказом, а личные отношения еще никто не отменял.

– Прошу добро!

– Проходите, – по-домашнему приглашает командир и, подождав, пока мы обменяемся первым рукопожатием, продолжает: – Располагайтесь и работайте, молодые люди, а я убываю по своему расписанию.

Кап-три вскакивает по стойке «смирно» и провожает командира взглядом, затем присаживается за стол напротив меня.

– Если не возражаешь, Валерий, предлагаю перейти на «ты», – говорю я с посылом в голосе.

– Можно, только мне все ровно придется тебя называть Иванов.

– Можешь называть Борисычем, если мы вдвоем, – улыбаюсь я, ловя удивленный взгляд моего тезки по отчеству, и мы углубляемся в вопросы согласования основных элементов предстоящей операции.

Несколько дней пролетают почти незаметно в активной работе…

Грузовик трясет, как на русском проселке. К объекту, скрытому в густом массиве, подъезжаем вовремя, проникновение проходит как по нотам. Охрана КПП противника не успевает среагировать. Валеркины парни работают быстро и без осечек. Восемь неподвижных тел в форме противника остаются на своих местах, там, где их застала смерть.

Объект чудовищный, и у меня нет жалости к этим людям в не нашей форме. Я знаю, что нам предстоят еще более серьезные испытания. Кто знает, что ждет нас впереди? Грузовик на скорости подкатывает к главному корпусу базы. Небольшое двухэтажное здание уходит на три этажа в землю. Этот подвал и есть основная зона наших интересов. Но чтобы до нее добраться, необходимо ликвидировать или блокировать весь личный состав базы. Причем сделать это надо быстро, чтобы предотвратить или хотя бы снизить вероятность отправки сигнала тревоги. Иначе у нас просто может не оказаться шанса на возвращение.

Кап-три отдает быстрые и четкие распоряжения. Одна группа с каплеем во главе быстро блокирует небольшую казарму. В ней, по нашим данным, не более взвода солдат. Вторая группа змейкой просачивается в основной корпус и растекается по этажам. Бойцы разбиваются на пары, каждая знает свой маневр, перед каждой поставлена и определенная задача, которую они знают назубок.

Не проходит и минуты, как со стороны казармы раздается два приглушенных взрыва. Выстрелов не слышно! Значит, противник не успел применить оружие. В основном здании проходит молниеносная зачистка.

Мы с Валеркой, Вано и еще двумя бойцами спускаемся в подвал. Третий, самый нижний, этаж здания одновременно является спецтюрьмой, в которой содержатся люди, которых для всего остального мира просто не существует. Они не умерли, они исчезли, пропали, испарились. По мере приближения к ним я чувствую, как нарастает нервное напряжение. Кого или что я увижу? Смогу ли я опознать людей, которых мы ищем? Меня захлестывает волна тревожных вопросов. Надо сосредоточиться, чтобы возбуждение не сказалось на готовности к действию, иначе беды не миновать.

На двух верхних этажах мы не находим никого, кроме одного охранника, который, даже не успев толком среагировать и приподняться со своего стула, почти мгновенно ткнулся в стол головой и замер без признаков жизни.

Мы спускаемся по страшно запущенной лестнице на самый нижний этаж. Перед нами дверь в коридор. Ребята чуть оттирают меня и прикрывают собой, двое сосредоточиваются по жестам командира, готовясь вкатиться в неизвестное, а значит, опасное пространство. Внезапно из-за двери раздается одиночный пистолетный выстрел. Ребята мгновенно не просто открывают дверь, а срывают ее с петель.

Коридор пуст. В конце его за столом дежурного надзирателя в неестественной позе, откинувшись на спинку стула, сидит человек в форме унтер-офицера. Мы почти бегом приближаемся к нему. Вано скидывает тело на пол, чтобы лучше его рассмотреть. Мундир застегнут на все пуговицы, ключи от камер аккуратно лежат на журнале рядом с двумя снаряженными магазинами от табельного пистолета. Рядом монитор системы наблюдения, на нем четко виден стол дежурного на расположенном выше этаже. Камер на этаже всего три.

Того, кого мы искали, я нахожу в самой большой камере. Две остальные пусты. Ребята присоединяются ко мне и застывают, словно безмолвные истуканы, едва переступив вслед за мной порог камеры. Я оборачиваюсь и вопросительно смотрю на них. Валерка с трудом проглатывает подкативший к горлу комок и беззвучно шевелит губами. Я без всякого сурдоперевода могу прочитать по его губам, что он говорит, потому что у меня в голове возникает точно такая же матерная, в три этажа, фраза. Остальные парни стараются не поднимать глаз.

Передо мной на цепях полувисит человек, а точнее, живое существо, похожее на человека. Я с содроганием разглядываю обрывки одежды, спутанные грязные волосы, немытое тело со следами пыток. Я приближаюсь к нему, осторожно приподнимаю голову и всматриваюсь в лицо со следами старых и недавних кровоподтеков. Это он! Перевожу взгляд на два других «посадочных места», и меня охватывает дикая, неконтролируемая ярость. На крюках висит то, что еще недавно было человеческой плотью. Только теперь мне становится понятно, почему этот унтер предпочел пустить себе пулю в висок. После всего увиденного мы вряд ли стали бы цацкаться с ним и его собратьями по ремеслу палача.