пришли близкие друзья и даже бывшие возлюбленные. Еще одна удивительная способность Синди – она всегда умела строить отношения в разных плоскостях: не получилось в постели – это еще не значит, что не получится в дружбе. У нее во всяком случае было как минимум два удачных примера, чего не скажешь обо мне. Ник тоже был среди гостей в тот вечер, однако я упорно делала вид, что не замечаю его. Тогда я считала, что он единственный, с кем мне не хочется видеться, но чем глубже я погружалась в свою боль, чем больше поддавалась охватившему меня отчаянию, тем настойчивей я отталкивала от себя всех, кем дорожила, кого любила, кого считала друзьями. Синди отпала одной из первых. В один день мы просто перестали общаться. Я забыла про нее на два года, а потом позвонила и попросила о маленькой услуге. Тогда без лишних вопросов Синди помогла мне сделать липовое удостоверение журналиста, и, прощаясь с ней, я обещала позвонить, встретиться. И снова пропала. И вот теперь, год спустя, она снова нужна мне. Очень нужна.

Минутное колебание, и мой палец щелкает по иконке с телефонной трубкой. Я сомневаюсь, что у нее сохранился мой номер, и все же, отвечая на звонок, Синди уверенно приветствует меня по имени.

Глава 13

– Джена, что он говорит, я же ничего не слышу! – возвращает меня к работе Грета Фишер.

Я и не заметила, как отстранилась от разговора с ее супругом Карлом, мысленно погрузившись в расследование смерти Пола Морриса. Вот она, оборотная сторона моего ремесла. Здесь я не только нахожу дела для души и мозга, но и приношу покой и порядок в сердца своих пациентов. Шире открываю глаза, фокусируя свое внимание на грузной седовласой женщине, испытывающей непреодолимую слабость к миниатюрным шляпкам, искусственному меху и розовому цвету.

– Он хочет, чтобы в этот раз вы позволили сыну поступить по-своему. Ему уже тридцать восемь лет, и совершенно точно он уже готов к тому, чтобы самостоятельно принимать решения и даже совершать ошибки, – отвечаю я, вспоминая, что, едва переступив порог моего офиса сегодня, она с тревогой в глазах сообщила, что у ее сына появилась подружка. О ужас!

– Карл, ты меня вообще слышал? Мы ведь ничего о ней не знаем! Так нельзя! Я чувствую, что должна вмешаться…

– Он просит напомнить вам, что в Майкле течет не только его кровь, но и ваша, а значит, у него тоже есть некое чутье, – ровным голосом отвечаю ей я. – Карл просит вас позволить Майклу прожить его жизнь так, как он того захочет сам.

– Майки, нашего сына зовут Майк, – настороженно поправляет меня Грета.

Черт!

– Простите, я просто оговорилась, – виновато отвечаю, стараясь сконцентрироваться на этой дурацкой истории.

– Я хочу, чтобы мой мальчик был счастлив, а с этой стервой у него ничего не выйдет, – фыркает Грета, делая небрежный жест рукой в мою сторону. – Карл, мне нужен твой совет! Тебе оттуда лучше видно всю эту ситуацию.

– Мне очень жаль, но, кажется, ваш супруг сказал уже все, что хотел. Он ушел, – сообщаю ей я, поднимаясь со своего кресла.

– Но ведь мы не закончили. Он что, обиделся? Джена, вызывай его снова, я не могу вот так уйти! – требует миссис Фишер, но, встретившись со мной взглядом, недовольно поджимает губы, опуская взгляд. – Эти его вечные капризы и психи, как я от этого устала.

Так и не дождавшись моего ответа, она тяжело вздыхает, открывая свою маленькую сумочку, похожую на ридикюль. Я стараюсь не смотреть на то, как мои пациенты шелестят купюрами, а потому выхожу из-за стола, направляясь к выходу. Я была почти уверена, что смежная комната все еще пуста, так как не слышала привычного звонка колокольчика, что висит над дверью, а потому слегка удивлена, встретившись взглядом с худощавой пожилой дамой, которая сидела на диване.

– Добрый день, я рано? – спрашивает она, хриплым низким голосом.

– Доброе утро, миссис Сомерс, – отвечаю ей я, вспоминая имя, которое указано у меня в записи. – Вы как раз вовремя.

Мои пациенты не любят встречаться друг с другом, а потому в минуты, когда это все-таки случается, они, как правило, вжимают голову в плечи и как можно быстрее покидают эти стены. Миссис Фишер – не исключение, едва выйдя из магической комнаты, эта грузная женщина быстро и неловко прощается, семеня к выходу. Мне ее немного жаль, и все же я рада, что миссис Сомерс пришла раньше назначенного, иначе я бы все еще участвовала в бесконечной и крайне нудной беседе о непослушном сыночке, которому давно исполнилось тридцать восемь лет.

– Я думала, вы выглядите иначе, – привлекает мое внимание миссис Сомерс, когда мы с ней остаемся наедине. – Вы не похожи на медиума.

Я бы солгала, если бы сказала, что слышу подобные слова впервые. Люди часто подвергают сомнению мои таланты, навыки и даже внешний вид, но всегда делают это как-то осторожно, точно где-то глубоко внутри они все-таки боятся быть наказанными мной. Однако миссис Сомерс не выглядит ни смущенной, ни напуганной. Она продолжает сидеть, откинувшись на спинку дивана, с вызовом глядя мне в глаза. Мой внешний вид вызывает в ней лишь любопытство и ни грамма тревоги. Занятно.

Я бросаю взгляд на часы, сейчас 10:45, то есть у меня есть пятнадцать минут до того, как внизу включится система вентиляции – мой единственный и неоспоримый козырь в борьбе со скепсисом и сомнением.

– И как, по-вашему, я должна выглядеть? – я принимаю вызов, внимательно разглядывая женщину. По манере говорить и по истории, которую она мне рассказала по телефону, я готовилась ко встрече с одинокой женщиной средних лет. Но сейчас, стоя напротив нее, я чувствую какую-то неправильность происходящего.

– Ну, во-первых, мне кажется, вам нужно сменить наряд, он просто ужасен, – хрипит женщина, высокомерно приподнимая правую бровь.

Три года назад, когда я еще очень сильно сомневалась в правильности своего решения, выбор района Брайтон-Бич казался мне едва ли не самым верным. В средоточие русскоязычных фирм, в тени ресторанов, кафе и концертных залов уже давно органично существовали и даже процветали маги самого разного толка: гадалки, целители, колдуны и, конечно, медиумы. Для того чтобы понять и как-то прикоснуться к миру магии, будучи человеком, далеким от всего этого безумия, я побывала на приеме у многих из них. Гадалки пытались прочитать мое будущее по картам и бобам; хироманты встревоженно смотрели в мою ладонь, целители настаивали на немедленном снятии порчи и родового проклятия, ну а колдуны… в зависимости от моих ответов, традиционно далеких от правды, предлагали мне наслать порчу на путану, вторгшуюся в мою семью, или же послать проклятие на мужчину, который разбил мне сердце. Каждый раз, выходя за дверь, я буквально давилась со смеху, а после воссоздавала в памяти их отличительные атрибуты, опираясь на которые, создавала свой собственный уникальный образ и стиль.

– Во-вторых, будь вы уважающим себя медиумом, вряд ли выбрали бы для своих сеансов эту дыру. Брайтон-Бич – это последнее место, куда пришел бы мой отец, даже будучи мертвым. Это же настоящая помойка! – продолжает женщина.

Я делаю шаг вперед, окидывая ее критическим взглядом. На ней надето мешковатое бутылочного цвета платье-халат с рукавами и большими карманами на груди с яркой цветастой аппликацией в этническом стиле. Такие же рисунки можно разглядеть и на ее сумке с бахромой, переброшенной через правое плечо, и даже на тряпичных кедах. При этом руки ее по локоть затянуты в кружевные сетчатые перчатки ярко-красного цвета, а на шее в несколько слоев замотан пестрый шарф, угол которого покрывает грудь.

Все это как-то странно. Ощущение неправильности становится более четким и незыблемым. Если бы не слезливая история о смерти отца, которую она мне рассказала около месяца назад, когда отчаянно просила скорой аудиенции, я бы решила, что