– Вы хотите сказать, – осторожно проговорила я, – что с субботы ваша рана стянулась более чем вполовину?

– Жрицы из актива хорошо отреагировали на денежное поощрение, – пояснил Морино. – Три часа от меня не отходили.

– Не может быть, чтобы такая громадная рана зажила так скоро, – возразила я. – Покровители даровали жрицам силу света, но не способность творить чудеса.

– Откуда вы можете знать, насколько она была громадной? – Морино развёл руками. Его явно не приводила в восторг тема разговора.

– У меня на руках заключение жреческого актива, если вы не заметили!

Раздражение, наконец, взяло верх над здравым смыслом и смяло меня, как пергамент. Я помахала перед лицом Морино заветной бумажкой. Но едва он дёрнул рукой, пытаясь перехватить заключение, отпрянула.

– Жреческий документ, – пояснила я, – не должен находиться в руках занемогшего.

– Я не знаю, как быстро должны заживляться раны, и насколько они опасны, – произнёс мужчина. – Вы здесь лечите, не я. Но повторюсь, что три жрицы вложили в меня все свои силы. И я не виноват в том, что на мне это затянулось быстрее, чем на других. Все переносят недуги по-разному, выздоравливают – тоже.

– В чём-то вы, конечно, правы, – отрезала я категорично. – Но я тоже родилась не вчера. И работаю уже не первый год. И не было на моей памяти сложной раны, которая затянулась бы за пару дней. Либо я обезумела, господин Морино, либо вы темните.

– Я считаю непозволительным хамством ваш тон, госпожа Альтеррони!

Громкий голос Морино привёл меня в чувство. Кажется, пытаясь дорваться до истины, я действительно перегнула палку. Проглотила накипевшее и с силой укусила себя за язык, чтобы промолчать и не нагнетать конфликт. Боль стрельнула так, что на глаза навернулись слёзы. Рот заполнил солоноватый привкус крови.

– Вас, наверное, что-то беспокоит, госпожа Альтеррони? – Почтенные Покровители, он ещё и издевается!

– Не ваше… – запнулась, пытаясь подобрать слова повежливее. – Сейчас мы решаем рабочий вопрос, господин Морино. Что бы меня ни беспокоило, эта тема неуместна.

– Согласен, – он кивнул. – Поэтому давайте не будем чесать языками на сторонние темы. Есть я со своей раной. Есть вы со своей силой. Давайте всё поскорее завершим.

Отличная идея! Хоть в чём-то я была согласна с ним! Теперь нужно поскорее расквитаться с наглецом, а потом – на приём. И желательно прикрываясь стулом, чтобы отражать атаки разгневанных ожиданием занемогших.

– Зейдана, – услышала я свой голос издалека. – Я сейчас обезболю его. Через минуту можете начинать чистить рану.

– Ага, – отозвалась Зейдана.

Воздух запах обеззараживающими настоями и травяными отварами. Заклацали жреческие ножницы, то сжимаясь, как зубы, то расставляя бранши.

Как и обычно, я обошла занемогшего и встала со спины. Водрузила ладони на его виски и прочла ключ. Мир медленно поплыл перед глазами, делаясь глубже и насыщеннее. Горький аромат зелий заглушило приторное сандалово-ванильное амбре. Голову Морино окутало золотое сияние. Дымка постепенно спускалась ниже, овладевая его телом и забирая боль. Как бы я ни хотела причинить ему боль сейчас, я не могла выполнить свою работу плохо. Он получит лучшее, что я могу дать.

– Начинайте, Зейдана, – скомандовала я, когда поток энергии спустился по ногам занемогшего на пол.

***

Самый волнующий момент рабочего дня – это не приём первого занемогшего. Не выписка обезболивающих настоев для тех, кого вот-вот приберут Покровители. Не бесконечные споры со Стоун. И даже не дискуссии с очередной лощёной дамой о причинах появления прыщика на виске. Сильнее всего сердце земской жрицы замирает, когда в одиннадцать часов утра её помощник приносит лист вызовов.

Куда придётся идти сегодня – загадка дня для любой земской жрицы. Лист вызовов – безошибочный индикатор её настроения. Когда он пуст, любая жрица возносится на седьмое небо. Если же лист заполнен до предела и исписан с двух сторон, ничто не поможет вернуть радость. Ведь количество вызовов определяет, во сколько жрица вернётся домой и увидит ли перед сном детей и мужа.

Никто не может предугадать, что принесёт помощник сегодня: мгновение счастья или тягучую печаль на границе с чувством обречённости. Именно поэтому когда Шири протянул мне заветный документ, сердце зашлось.

– Три, – прокомментировал Шири, заметив мою реакцию.

С облегчением выдохнула. Неплохо. После того, что я пережила в субботу, сегодняшний день покажется прогулкой налегке.

– Зато какие! – помощник заискивающе подмигнул.

– Всё так тяжко?

– Читайте, госпожа Альтеррони, читайте!

Повернула листок к себе, поднесла к лицу. Всё ясно. Семейство Реано снова решило позвать меня в гости! Я приходила к ним на прошлой неделе и ещё не отошла от предыдущего вызова, а тут… Реано никогда не скандалили, как Лазовски, но спасения от них не знала вся амбулатория. По занудству равных им не водилось на всём Девятом Холме.

Я схватила карандаш и принялась замазывать осточертевшую фамилию. Это не спасало от визита, но успокаивало не хуже стакана хмельного. А уж спокойствия я желала, как глотка свежего воздуха. Ведь сегодня меня втянуло в эпицентр безумия. В прямом и переносном смысле.

К половине двенадцатого поток занемогших поредел, а к полудню, наконец, оборвался. Кабинет наводнила тишина. После приёма обычно чувствуешь себя тряпкой, а мир перед глазами плывёт, как отражение в озере. Вот и я с ужасом думала о том, как пойду по улицам с таким головокружением. Слишком многие сегодня нуждались в помощи Потока. Слишком многое я отдала, ничего не получив взамен.

Чашка тёплого отвара вернула миру чёткость. Но ощущение отстранённости всё равно не покидало. Словно тело опустело, прогнав дух, а я лишь наблюдала за ним со стороны. В голову закралась шальная мысль о девочке Элси и её попытках установить связь, и по коже побежал холод. Залез в грудь и камнем лёг на сердце. Почтенные Покровители, только не средь бела дня! Только не на работе.

К часу дня я выдвинулась на адреса, и тревога немного утихла. Когда солнечный день раскрывает объятия тебе навстречу, чувствуешь веру в лучшее гораздо острее. Этот понедельник действительно походил на самородок, выглянувший из глухой оправы дождливых дней. Лужи просохли. Ручьи дождевой воды, обмелев, застыли тёмными нитями у бордюров. Небо вышло из берегов и выплеснулось на оконные стёкла.

Огненные венчики цветов кивали с клумб. Лёгкий ветерок звенел ароматом жасмина и скошенной травы. Остановившись на крыльце, я втянула его поглубже и слилась с третьим сезоном. Настоящее казалось доброй сказкой, а о будущем, в котором мне придётся возвращаться домой, думать не хотелось совершенно.

– Сирилла, – кто-то легонько тронул меня за локоть.

Дыхание перехватило. Сладкий жасминовый запах застрял в горле. Неужто Йозеф решил приехать за мной? Только этого не хватало. Нет, повозка оказалась бы кстати, но не слишком ли поздно каяться? Что резать хлеб, когда он засох?