— Медуза, — прошептал Аттикус.

— Только одна из них, — уточнил Тревор, отпирая двойные двери отмычкой.

«Еще одна странность», — подумал Аттикус.

До сего момента он наблюдал на яхте лишь самые современные способы открывания дверей: голосом, сличением отпечатка пальца и сетчатки глаза. А помещение, в котором хранятся самые большие ценности, открывается простой отмычкой.

— Две другие носят имена Стено и Евриала. Они действительно привлекательны. Охраняют мою коллекцию.

Тревор резко распахнул двери, за которыми обнаружилось громадное помещение. Оно тянулось на добрую сотню футов в обоих направлениях, а в высоту было с четырехэтажный дом. Но не размеры зала приковывали внимание — взгляд не мог оторваться от находящегося внутри.

Аттикус вошел и застыл с широко раскрытыми глазами. На стенах висели картины, в которых он признал работы Моне, Ван Гога, Рембрандта, Да Винчи и Пикассо — известнейшие полотна, выставленные в Лувре; и тем не менее они здесь и выглядят как настоящие. Тревор, казалось, снова прочитал его мысли, хотя Аттикус не сомневался: всякий, кто видел картины, задавался тем же вопросом.

— Уверяю вас, это все подлинники, — сказал Тревор.

Аттикус подошел к «Тайной вечере» Леонардо, великолепной во всех отношениях, даже еще более впечатляющей, чем та, которой восхищается мир. Стоя перед картиной размерами двадцать девять на пятнадцать футов, Аттикус почувствовал себя карликом.

— Та, другая — подделка?

— Нет-нет, — ответил Тревор, явно обрадованный возможностью объяснить. — Они обе настоящие. Но та, что находится в монастыре Санта-Мария делле Грацие в Милане, своего рода набросок. Конечно, очень хорошо проработанный набросок, но не окончательная работа. Великий да Винчи знал, что фреска, выполненная темперой по гипсу, не будет долговечной.[24]Окончательный вариант, который вы сейчас видите, — это масло по холсту, значительно более долговечный, и картина… как будто живая. Вам не кажется?

Аттикус кивнул, не в силах справиться с потрясением. Ему доводилось видеть репродукции «Тайной вечери», но это… это был истинный шедевр. Оторвавшись наконец от созерцания картины, Аттикус перевел внимание на другие предметы коллекции. Вот статуи римских и греческих богов. Уменьшенная копия знаменитого сфинкса, кажущаяся более завершенной, нежели оригинал на плато Гиза. Стоящий с гордо выставленной напоказ львиной головой рядом с витиевато расписанным обелиском. В длинных ящиках со стеклянными крышками выставлено на обозрение множество артефактов со всех концов света, величайшие сокровища человечества. Вот мрачно высится целиком вырезанная из пещеры каменная стена, исписанная пиктограммами. Аттикус остановился перед ней, пытаясь разобрать смысл надписей, но безуспешно: значки беспорядочно прыгали перед глазами, не позволяя проникнуть в их тайну.

— Очень возможно, что это одни из древнейших известных пиктограмм, — заметил Тревор.

— И что они означают?

— Сие загадка, — улыбнулся Тревор. — Кто только их не пытался расшифровать, но все, независимо от образования или опыта, оказывались в тупике. О'Ши считает, что это было написано во время строительства Вавилонской башни. Бог тогда смешал все языки и, очевидно, смешал также и искусства. Можете себе представить: все, к кому только вы ни обращаетесь, сбиты с толку и ничего не понимают, так же как и люди, смотрящие на эти надписи.

«В этой комнате хранится такое количество редкостей и диковин, какое человеку не увидеть за всю жизнь, и все же, по Треворову уверению, ему скучно, — не переставал удивляться Аттикус. — Видимо, процесс достижения цели куда интереснее ее самой».

Он прошел в центр помещения, где возвышался древнейший экспонат всей коллекции: скелеты тираннозавра и трицератопса застыли в битве. Сцена напоминала картинку из детской книжки про динозавров, за исключением того, что ящеры были как настоящие.

— Есть два серьезных различия между тем, что находится здесь, и тем, что можно увидеть в музее, — объявил Тревор. — Во-первых, они настоящие. Оба представлены полными скелетами. Полными, заметьте.

Мысли Аттикуса пришли в смятение. Он знал, что в мире найдено всего несколько скелетов Tyrannosaurus Rex, но никогда не слышал о существовании абсолютно цельного экземпляра, хотя не сомневался, что таковые существуют.

— Большинство скелетов, представленных в музеях, собрано по частям из нескольких. Они хранятся в помещениях, где поддерживается особый микроклимат. А во-вторых… — Тревор подошел ближе и положил руку на большую берцовую кость тираннозавра. — Можете дотронуться, Аттикус!

Аттикус прошел мимо сияющего Тревора и дотронулся до холодной малой берцовой кости самого страшного хищника, когда-либо обитавшего на Земле. По телу океанографа пробежали мурашки. Давным-давно этот ящер ходил, дышал, охотился и в конце концов умер. И, глядя в разверстую пасть, на огромные заостренные зубы, Аттикус сильнее и сильнее убеждался: то чудовище, которое он видел под водой, чудовище, сожравшее его дочь, было реально. Он отнял руку от тираннозавра и пристально посмотрел на Тревора.

— Вы хотите пополнить свою коллекцию?

— Совершенно верно.

— Мертвым?

Тревор кивнул.

— А почему вы думаете, что это вам удастся?

Хозяин яхты улыбнулся:

— Мой корабль. Да, с виду он кажется обычной прогулочной яхтой, но уверяю вас: «Титан» обладает достаточной огневой мощью, чтобы потопить целую эскадру. Не говоря об еще одном существе из плоти и крови. Вы получите в свое распоряжение значительно больше, чем тот арсенал, что прихватили с собой.

Теперь и Аттикусу пришел черед улыбнуться. Ему нравился Тревор Манфред, что бы там ни вещали о нем масс-медиа. Это был наилучший шанс осуществить месть. Оставалось прояснить только один вопрос.

— Зачем вам я? Если у вас есть все необходимое, чтобы выследить и убить тварь, зачем я?

— Вот тут-то вы ошибаетесь, Аттикус. В каждой морской охоте должен быть свой Ахав.[25]

— То есть вы пригласили меня, чтобы я вас развлек?

— «Развлек» звучит слишком грубо. — Тревор поджал губы. — С вами это будет уже не просто охота. У вас имеется личный интерес. Вы проявляете настоящие эмоции. — Он вздохнул. — Боюсь, сам я слишком отдалился от всего мирского. Крайне редко испытываю такие чувства, как боль, отчаяние, ярость. Можете считать это моральным уроком для меня. В общении со столь чувствительным человеком, как вы, я надеюсь обрести бесценные знания. Кроме того, вы опытнейший океанограф, вы лично повстречались с этим животным и выжили. И потом, ваше прошлое… Сами знаете, насколько вы опасный человек. Скажу откровенно: я не уверен, что нам удалось бы исполнить задуманное без вас, даже имея в распоряжении все новейшие технологии. Человек, одержимый идеей мести, как был одержим Ахав, способен сделать большее, чем крылатая ракета. И могу вас заверить: мы сделаем все возможное, чтобы вы не повторили печальной участи Ахава.