День прошел без происшествий, а вечером мой хворост перетащили к дальней двери, чтобы получше перегородить проём, завалили дыру на три четверти и как ни в чем не бывало развели костер. Удивительно беззаботный подобрался народ – когда удалось отыскать часть украденного, все успокоились. И конечно, караульных снова назначать не стали. После ужина разбрелись по углам и дружно захрапели.

Я целый день прохлаждался, поэтому не устал и решил заняться культурной программой. Сперва проверил почту – конечно, трофейный ПДА включать не рискнул, вышел в сетку со своего. Привычно стер накопившийся спам – товарищи из «100 рентген» совсем оборзели, по три рассылки в день – это явный перебор! «Если вы ищете место, где можно перекусить и отдохнуть, место, где можно хорошо выпить и поговорить, место, где вам всегда подскажут, как подзаработать…»

Оказывается, еще днем пришло письмо от Ларика. Сестра писала, что устроились нормально, все здоровы. И ни единого смайлика – так мы с ней условились. Мы конспираторы! Если бы коллеги пана Шацкина прислали фальшивое письмо, непременно скопировали бы манеру Обезьяны сорить смайликами, вот я и велел ей обуздать страсть к электрическим улыбкам. Еще была рассылка от Корейца – мол, на Свалку не ходить, там жарко. Оно и понятно: армейская операция… Больше писем не было, я попробовал почитать найденную книгу, однако костер давал недостаточно света, так что я обернул желтые странички в подвернувшийся кусок полиэтилена, спрятал в рюкзак я улегся.

Не знаю, сколько я проспал – мне показалось, что суматоха началась, едва я закрыл глаза, да и костер не успел окончательно прогореть. Я подскочил среди общего хаоса: все орали, ворочались, лязгали оружием. К счастью, стрельбу никто не устроил, а то хуже всех пришлось бы мне – я-то лег рядом с костром, в середине, тогда как прочая братия пристроилась под стенами. Теперь-то я понял, почему они не стали ложиться у огня. Когда продрал глаза, увидел: Сидор размахивает мешком, в который упаковал поклажу из разорванного рюкзака. Размахивал он как-то странно, держась за перетянутую веревкой горловину, а приличных размеров мешок мотало перед сталкером, будто его стискивали невидимые сильные руки.

– Кровосос! – заорал спросонок Зюзя. – Незримый, мать моя женщина! – И тут же принялся палить.

Я снова повалился на пол, чтобы не попасть под шальную пулю. Парень стрелял не наугад – он метил в пустоту на противоположном конце мешка, в который вцепился Сидор. Сталкер испугался нервного стрелка больше, чем невидимку, разжал ладони, мешок отлетел по пологой траектории, потом взмыл к потолкут секунд двадцать покачивался там, в темноте. Затем его понесло по кругу, мешок плавно снижался, держа направление к двери, на три четверти заваленной ломом, шифером и хворостом. Тем временем происходило много событий – сталкеры привставали с лежек, водили стволами, красные отблески горящих углей играли на матовой стали, кто-то включил фонарик… Я на четвереньках смещался к стене, Белый ударил Зюзю снизу по рукам, подбросил ствол, и последние пули ушли в потолок. Мешок, будто напуганный этой пальбой, свалился на пол. Оказавшись под стеной, я тоже выставил ствол и успел поймать краем глаза картинку. Молчун, приоткрыв рот, глядит в темноту над головой. Я сообразил: сталкер, обладающий феноменальным слухом, разобрал в какофонии что-то такое, что привлекло его внимание, какие-то необычные звуки. Я-то слышал только шорох одежды, ругань и скрежет. Но когда вслед за Молчуном глянул вверх, показалось… вроде…

Еще не додумав мысль до конца, я рявкнул: «Гаси фонарь!» – и кинулся к костру, прыгнул в угли, стал топтать их. Потом догадался швырнуть на тлеющие ветви продавленный матрас, служивший мне ложем.

Удивительно, но меня послушались: сталкеры замерли, погасив фонари. Грязный матрас с шипением и вонью прибил угли, стало темно – тут и я разобрал тихое не то рычание, не то утробное бульканье над головой. И наконец увидел!

Мягко светящийся голубоватый огонек, сопровождаемый шлейфом мутной туманной дымки, плыл в кромешном мраке под бетонными сводами, снижаясь к выходу. Разглядел свет не только я, тут же началась пальба. Холодный огонек полыхнул ярче, задергался, зарычал – это было слышно даже сквозь грохот выстрелов. Мешок Сидора снова взлетел над полом, ударил в Зюзю, парень истошно заорал что-то про кровососа и свою маму, со скрежетом взвились помятые консервные банки, закопченный котелок метнулся Белому в лицо. Мой матрас снова перевернулся и мягко, но сильно ткнул меня в грудь. Я не удержал равновесия, сел на пол, но автомат не выпустил. Я уже сообразил – полтергейст держит путь к двери, заваленной хворостом, значит, рано или поздно ему придется протиснуться в узкий проход. Мутант отступал без спешки, он снова и снова подхватывал, что удавалось, с пола и методично швырял в стрелков.

Я не открывал огня, ждал. Когда почудилось, что в узком черном проеме вижу слегка подсвеченный голубым туман, надавил на спусковой крючок. Пули попали в цель, но вряд ли я нанес серьезное увечье твари. Мутант разразился воем, колючий ворох ветвей в двери вздрогнул, несколько сучьев метнулись к нам, а полтергейст, рыча, вывалился из проема по ту сторону заградительного сооружения.

Булькающий хохот стих за стеной, отгуляло по бетонным закоулкам эхо выстрелов, и стало тихо.

– А что это было? – спросил Зюзя.

– Мужики, посветите, – раздался голос Белого, – башку мне, сука, разбил, что ли…

Вспыхнул фонарик, потом другой – лучи сошлись на седом сталкере, Зюзя хихикнул первым, потом и остальные рассмеялись. Я тоже хохотал – отпускало напряжение после схватки. Белый превратился в брюнета, вернее в эфиопа – его равномерным слоем покрыла копоть; взвившаяся при ударе котелка о голову. Потом смех стих, я стал разводить костер, Зюзя полез в рюкзак за аптечкой – на лбу Белого красовалась здоровенная ссадина, струйка крови текла по прокопченной щеке.

– Крепкая у тебя башка, Белый, – заметил Гвоздь, вытирая рану тампоном с антисептиком. – Прям котелком в лоб засветил мутант, мог бы и убить.

Седой сталкер зашипел от боли, потом объяснил:

– Он не мог в полную силу лупить, потому что во все стороны швырял, не целясь, что подвернется.

Тут все дружно заговорили, перебивая собеседников, всем хотелось проявить смекалку, объяснить Зюзе, что именно произошло. Теперь-то многое стало понятно – и отсутствие следов на пыльном полу, и разорванный рюкзак на крыше. Конечно, полтергейст не стал бы распутывать узлы, да и ножа у него нет, чтоб отрезать спутанную лямку.

Преследовать летающего мутанта ночью никому в голову не пришло – да и какой смысл? Мы уже знали, что тварь покидает здание через люк, ведущий на крышу. Сталкеры стали заново укладывать барахло и расшвыривать по углам мусор, который метал полтергейст.

Сна не было ни в одном глазу. Я оттащил матрас, сгреб в кучу угли, снова развел костерок. И неожиданно понял, что все поглядывают на меня.

– Ну, так что будем делать? – спросил Белый. Свежие бинты на его голове четко выделялись в темноте.

– Может, он больше не вернется? – неуверенно поинтересовался Зюзя.