заметил. Надо собраться. Мы столько не виделись! Только бы не испортить день!

Она прильнула к плечу Максима и зашептала ему на ухо:

– Я на секундочку отлучусь, иди к машине, я догоню тебя.

Он понимающе кивнул, а она быстро шмыгнула в сторону туалета. Заскочила в спасительную дверь. Прошла к раковине, начала мыть руки, посмотрела в зеркало.

Где та беспечная барышня, олицетворяющая беззаботность и негу, которую она увидела десять минут назад? В зеркало смотрела замученная учительница начальных классов: затравленный взгляд, покатая линия плеч – платье с кофточкой будто на размер больше стали, она будто уменьшилась, скукожилась.

«Соберись! – скомандовала она себе. – Привыкай! Максим лучший, а лучшие всегда на острие внимания. Разве ты не этого хотела? Чтобы твой мужчина был лучший? Но рядом с лучшим мужчиной должна быть лучшая женщина. Считаешь, что не достойна его? Ну так старайся! Не позволяй чужакам разрушить твой мир!»

Этот аутотренинг или шизофрения возымели действие. Плечи Алины расправились, в глазах появилось упрямое выражение. Может, вы и лучше, но он со мной! И ему со мной хорошо! Почему-то эта мысль ее развеселила. Она заулыбалась, и боевой блеск в ее глазах сменился искорками смешинок. «Да! Ему со мной хорошо!» – еще раз повторила Алина, закрепляя успех.

К машине она летела. Максим выехал с парковки и стоял напротив выхода, игнорируя запрещающие знаки. Она выпорхнула к нему из вращающихся дверей, легкая, летящая. Сразу же увидела его, поймала его взгляд, будто он, не отрываясь, смотрел на выход, и между ними опять возникла связь, плотная, ощутимая, как тогда в аэропорту. И она, как троллейбус по проводам, заскользила по ней к Максиму. Насколько ей было только что тяжело под чужими взглядами, настолько ей стало легко от того восхищения, которое он излучал. И чего я себе напридумывала? Вот это имеет значение, а остальное чепуха!

Он вышел из кабриолета, распахнул перед ней дверь. Она весело плюхнулась на сиденье, краем глаза видя, как окружающие пожирают их глазами. Никакого соперничества! Только восторг и желание оказаться на их месте.

– Мы стали героями дня! – рассмеялась Алина.

– Не мы, а ты! – улыбнулся Максим.

– Не, думаю, что мы трое.

– Да, мужики разрывались. То ли им на машину смотреть, то ли на тебя.

– Правда? Ой, как приятно. – Алина снова засмеялась. – Дашь мне немножко порулить?

– А как же! Будешь меня катать и устраивать всем сердечный приступ от зависти.

Алине стало так легко. Какую чушь я себе напридумывала! Как же все классно!

Выходные пролетели в бесшабашной радости и праздности. Они менялись за рулем, гуляли, обедали на открытых террасках ресторанов, случайно набрели на выставку деревянных игрушек и долго по ней ходили, пытаясь угадать, какие из экспонатов были у другого в детстве. Устроили друг другу экскурсию по любимым местам в городе. Теплые выходные выгнали всех на природу, поэтому на улицах было непривычно пусто, мало машин и людей. Это придавало происходящему какую-то нереальность, будто город специально освободили для них, чтобы ничего не нарушало их интимности и уединенности.

Ночью, в воскресенье, засыпая в объятиях Максима, она снова подумала: это счастье? Неужели такое бывает? Хочу, чтобы всегда так… Развить мысль она не успела, уснула.

13

Она опять не слышала, как Максим ушел. Для Алины это было удивительно. У нее всегда был чуткий сон. Любые шорохи, слабый свет, порыв ветра в форточку – и она тут же просыпалась. С Максимом же все по-другому. Она засыпала мгновенно, спала крепко, просыпалась всегда отдохнувшей, но совершенно не слышала, как он вставал. Похоже, ей было настолько спокойно с Максимом, что даже внутренний страж, глубинный инстинкт безопасности, расслаблялся, доверяясь Максиму, вручая ее жизнь в его руки, и спокойно отключался, игнорируя дежурство на вахте.

Она проснулась раньше будильника, свежая и отдохнувшая. Спать больше не хотелось, и она встала.

Умывшись и приняв душ, пошла готовить свой утренний кофе. Она вздрогнула, увидев на кухне тетю Аню. Понедельник и четверг! Постоянно забываю.

Тетя Аня сидела за столом, уставившись в одну точку. Алина испугалась. Домработница была женщиной без возраста, но теперь перед ней сидела изможденная старуха с потухшим взглядом.

– Теть Ань, что случилось?

Старуха медленно повела головой на голос, нашарила глазами Алину:

– Не приедут они.

– Кто не приедет?

– Пашка с женой и внучкой.

– Почему?

– Путевку за границу взяли. Самолет, говорят, прямой, сразу туда.

Алина, повинуясь какой-то внутренней потребности, села за стол, взяла в ладони руку тети Ани и стала легонько поглаживать. И женщину прорвало. Все копившееся годами, недосказанное, недодуманное, все вырвалось на свет. Слова толкали друг друга, мысли перескакивали.

– Вот и все. Осталась я одна. Надо было тогда все бросить и уехать. Побоялась. А теперь всю жизнь расплачиваюсь. Сначала он, потом Пашка, теперь вот неизвестно, когда внучку увижу. А ведь он звал, с Петькой брал меня, а я, дура, побоялась. Как я мужа-пьяницу брошу, дом, хозяйство. А надо было уезжать. Сейчас бы все рядом со мной были. Вся жизнь мимо. Знаешь, – тетя Аня вдруг крепко сжала Алинину руку, – что самое страшное? Самое страшное – знать, что сама себе жизнь поломала. Никто, никто, сама, своими руками взяла и отказалась от своего счастья. Не поверила, испугалась. Инженер, столичный крендель, зачем ему доярка? Но сердце-то чувствовало, что это серьезно, что любит он меня. А я отмахнулась, мол, блажь, птица залетная, как новое место, так новая любовь. А уезжал, в глазах такая боль была, я и не думала, что у мужиков такая сильная любовь может быть. Отмахнулась, а потом, когда он уже уехал, поняла, что умираю без него. Будто жизнь закончилась. Я ведь с мужем-то своим и не знала, что такое любовь. Пришло время замуж выходить, посватался вроде человек хороший, родители одобрили, я и пошла. Про любовь в книжках все да в фильмах. А у нас хозяйство, огород, работать надо, кто об этой любови думать будет.

А тут вот поняла: не в книжках она, вот она, с тобой. Как уехал, будто сердце вырезали. Готова была босиком за ним бежать, да мой запил. Вот бросила бы все, Петьку бы взяла и ушла. Да жалко стало, помрет, дурень, без меня. Так на так помер, надо было уходить тогда. Одна радость – Пашка мне от него остался. Ко мне жизнь вернулась, как я узнала, что беременна. Не он, так его частичка со мной будет. Это-то и спасло меня. Пашка весь в него, он