Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В парагвайско-боливийской войне действительно был ещё какой глобальный аспект.
«Мундиаль»
Обращу внимание на то, за что в той войне воевала Боливия. Ей, давно уже потерявшей выход к Тихому океану, позарез нужно было овладеть спорной местностью Чако, так как оттуда по рекам можно добраться до океана Атлантического. Ну, а, называя вещи своими именами, выход к реке Парагвай нужен был не просто Боливии. Такой маршрут был весьма кстати для работавшей в Боливии американской нефтяной компании «Стэндард Ойл». Речь шла о том, что сегодня и по-русски называется «логистикой».
На этой официальной парагвайской карте оранжевым обозначены территории у которые Парагвай уступил Бразилии и Аргентине ещё в ходе войны с «Тройственным альянсом» 1864–1870 гг. о которой у нас будет отдельный разговор в главе «Заговоры и уговоры». А зелёным обозначены территории, на которые соседи Парагвая продолжали претендовать и после этого. В частности, левый зелёный сектор — тот самый Чако, за который Парагвай воевал с Боливией в 1932–1935 гг.
Изучив карты, можно легко увидеть: если бы местность Чако досталась не Парагваю, а Боливии, то у боливийцев возникал бы выход к реке Парагвай. То есть, покорив Парагвай, американские нефтяники могли бы наладить речные танкерные поставки боливийской нефти в сторону экспортных портов на атлантическом побережье Южной Америки.
Но не только поэтому боливийско-парагвайскую войну можно называть по-настоящему интернациональной. Например, помимо русских в армию Парагвая в частном порядке записывались добровольцами жители аргентинских провинций Коррьентес и Энтре-Риос.
Ещё более пёстрая картина была в армии Боливии. До декабря 1933 года командовал ею чистой воды германец. Это был ветеран Первой мировой войны, немецкий генерал Ханс Кундт.
Командовал он не больно хорошо (в частности, благодаря смекалке своих русских офицеров парагвайцы очень умело отразили атаки боливийских танков «Викерс»), но — командовал. Естественно, русские офицеры-парагвайцы видели в этом знак: они вновь бились с ненавистными «тевтонами», врагом, который так много бед принёс их несчастной России.
Немецкий генерал Ханс Кундт, ставший главкомом у боливийцев
Ну, а среди подчинённых немецкого генерала в Боливии были ещё и десятки весьма необычных чилийцев. В парагвайских источниках превалирует версия о том, что это были вульгарные наёмники[32]. Но, судя по последним исследованиям, всё могло быть много занятнее.
Автор наиболее детального исследования на этот счет, ученый из Университета чилийского города Вальпараисо Леонардо Джеффе Кастро{40} составил целый список таких чилийских «наёмников», кто, получается, были никакими не «псами войны», а идейными бессеребренниками-интернационалистами: отвоевав на стороне Боливии против Парагвая, потом всплыли в составе… Интербригад на гражданской войне в Испании. Этому можно умилиться. Но в переводе на реалии, которыми жили парагвайские русские, это означало что-то ещё. То есть враги ставшего родным для русских белогвардейцев Парагвая потом сражались на стороне ненавистных парагвайским русским коммунистов.
Парагвайцы в битве за Бокерон
Естественно (если они это знали уже тогда), парагвайские русские не могли не выстроить логическую цепочку. Ну, например: врагами их новой родины, боливийцами, командуют немцы, которые допустили приход к власти в России коммунистов и первыми из всего западного мира пошли на сотрудничество с Советами. А под командованием немцев воюют чилийцы, которые после этого склонны отправиться воевать на стороне испанских республиканцев-анархистов, социалистов и коммунистов, а, значит, и Советов-Коминтерна.
И уж совершенно точно парагвайские русские были в курсе того, чем пыталась заниматься парагвайская коммунистическая партия. Ещё в 1926 году ее будущий генеральный секретарь Лукас Ибаррола побывал в Москве, и в 1928 году партия была основана как секция Коминтерна.
Естественно, знала парагвайская элита и об основанном коммунистами так называемом «Антивоенном комитете». Создан он был ещё в канун войны с Боливией, а своей целью называл работу среди рабочих, которым надо было объяснить, что война бессмысленна и не нужна. И хотя, наверное, и сами коммунисты были огорчены своей правотой (в том смысле, что нефтеносность провинции Чако оказалась мифической), кто-кто, а парагвайские русские с самого начала прекрасно осознавали, до чего ещё может довести такая пропаганда.
«В 1917 году Беляев, произведенный в генерал-майоры, остро переживал моральное разложение армии, стоявшей, по его мнению, уже на пороге победы, но „погубившей ее митингами и анархией[33]…
В марте 1917 года на псковском вокзале в ответ на требование унтера с взводом солдат снять погоны Беляев ответил: „Дорогой мой! Я не только погоны и лампасы, я и штаны поснимаю, если вы повернете со мною на врага. А на „внутреннего врага“, против своих не ходил и не пойду, так вы уж меня увольте!“».{41}
Иными словами, на фоне войны с Боливией парагвайские русские уж тем более ни при каких обстоятельствах не могли позволить правительству своей новой Родины иметь дело с СССР.
Асунсьон — Гавана
До войны такой русско-парагвайской школой мысли прониклись не только в Асунсьоне, но и, например, в Гаване.
К ней я теперь и начну, наконец, возвращаться — хотя и оставлю за собой право периодически отвлекаться на некоторые параллельные, но, как я думаю, уже вполне понятно, что не лишние латиноамериканские сюжеты.
Но сейчас — именно Куба.