Девушка резко от него отвернулась и напряглась. Хэрри, к своему ужасу, понял, что шутливым замечанием обидел ее. Это тем больше его опечалило, что ему хотелось не только заниматься с незнакомкой любовью, но и оберегать ее от боли, не важно, душевной или физической. Между тем он даже не знал, как ее зовут.

– Сразу хочу вам сказать, что не причиню вам боли. Обещаю также больше над вами не подшучивать. Я желаю привнести в вашу жизнь только радость – ничего больше, – прошептал он.

Как ни странно, Хэрри почувствовал, что у него защипало в глазах. Выяснилось, что он вдруг встретил человека, который в каком-то смысле являлся продолжением его самого. Такого с ним прежде не случалось, и он был уверен, не произойдет и в будущем. Хэрри чувствовал страсть, которая исходила от этой девушки, и вызвал ее он, именно он. Ловушка из вожделения и нежности, в которую он вдруг угодил, была чем-то сродни чувству нирваны, когда тебе кажется, что ты растворяешься в волнах любви и перестаешь ощущать собственную сущность. В мозгу Хэрри вспыхнула безумная мысль, что эта девушка и он предназначены друг другу самой судьбой.

– Я вас понимаю, – тихо ответила она.

Он уловил в ее голосе отзвуки снедавшей ее нежности и страсти, которые невозможно было не услышать.

Остававшийся путь до конюшен Сефтон-Парка они проделали в полном молчании. Прежде чем они въехали во двор, девушка натянула на себя блузку, а Хэрри застегнул все пуговички.

Когда они пробрались в большой дом и оказались в спальне Септембер, она заперла за собой дверь и повернулась, чтобы взглянуть на Хэрри. Он взял ее на руки и принялся покрывать поцелуями лицо. Она отвечала на его поцелуи, ухитряясь одновременно расстегивать пуговицы блузки, чтобы скинуть ее с себя во второй раз. Когда блузка упала на пол, Хэрри поставил девушку на пол и стал вне себя от вожделения наблюдать, как она стягивала с себя высокие сапоги и бриджи. Когда она предстала перед ним обнаженной, Хэрри не заметил в ней и тени смущения. Септембер, такая же, как и Хэрри, страстная натура, не стыдилась своей наготы и не испытывала ни малейшего страха перед предстоящей близостью. Она, казалось, излучала сексуальность и дерзко выставляла ее напоказ.

Как только Хэрри разделся, Септембер подошла к нему, обвила его шею руками и запечатлела на его губах продолжительный страстный поцелуй. Потом, двигаясь по его телу снизу вверх, она принялась ласкать его плоть губами и языком, уделив особое внимание соскам, которые она втягивала в рот и тихонько посасывала. Желание принадлежать Хэрри переполняло ее: даже его запах несказанно ее возбуждал, а от прикосновений к его коже она вся пылала, как в огне. Прежде Септембер никогда не испытывала таких сильных чувств к человеку, не важно, мужчине или женщине. Близость с ним не имела ничего общего с сексом и эротическими забавами с Оливией, которым они с ней время от времени предавались. В близости Септембер с Хэрри присутствовали новые черты, страсть перешла в другое измерение благодаря обрушившейся на них обоих всепоглощающей любви.

Всю свою жизнь она тянулась к интересным, сильным и талантливым мужчинам. Ее любовниками были самые разные представители мужского пола, но все они обладали физической привлекательностью, считались признанными знаменитостями или были людьми творческого труда. От близости с ними Септембер получала удовлетворение и испытывала чувственную радость. Все это присутствовало и в ее акте любви с Хэрри, но, помимо этого, в их близости имелось еще и нечто большее – то, что в силах дать человеку только одна любовь. Их близость была источником чувственных радостей и давала возможность взаимного познания на более высоком, нежели чувственность, уровне. Они растворялись в волнах взаимной страсти и захлестывавшей их нежности, превращаясь в одно целое, когда в любви уже не существует никаких табу. Не ведая о стыде, они целовали, терзали в объятиях и ласкали друг друга. Все пролившиеся из их тел любовные соки были тщательно испробованы на вкус и приняты в себя их жаждавшими любовной влаги ртами.

Когда они подъезжали к конюшням Сефтон-Парка, Септембер попросила у Хэрри ключи от его автомобиля, после чего швырнула их трудившемуся в стойлах груму, потребовав, чтобы он доставил машину Хэрри к парадному входу. Теперь же, когда они после акта неожиданно обретенной любви нежились в ванне, Хэрри вдруг вспомнил о своей машине и подумал, что ему доставило бы огромное удовольствие отвезти эту девушку куда-нибудь поужинать, а потом снять номер в деревенской гостинице или даже в «Рэндольфе» в Оксфорде и продолжить заниматься с ней любовью.

Как только предложение было сделано, Септембер сказала:

– Видишь? В наш мир властно вторгается реальная жизнь. Но не стоит этого бояться. Если хочешь, я с удовольствием проведу с тобой ночь в твоей комнате в «Фоксе». Это никого не будет шокировать, поскольку в деревне к нам относятся как к людям богемы, и к экстравагантным поступкам членов нашего семейства там давно уже привыкли. Нам предоставлена привилегия жить, как нам заблагорассудится, мы же, в свою очередь, стараемся делать все, чтобы никого своими выходками не оскорблять.

Хэрри наблюдал за тем, как она, счастливая и оживленная, выбирала для себя наряд, остановившись под конец на алом шелковом платье, черном жакете из плотного шелка и черных же туфлях на высоких, острых, как стилеты, каблуках. Ее чувство стиля казалось ему поразительным, сексуальность же, которую она излучала, окружала ее подобно душистому облачку пряных дорогих духов.

Прежде чем они выбрались из постели и перекочевали в ванну, Септембер сказала ему, что всегда мечтала отдать мужчине всю себя целиком, но только с ним это у нее получилось, причем вполне естественно и без малейших усилий. Потом она проворковала ему на ухо, что это восхитительное чувство и ей хотелось бы провести рядом с Хэрри всю свою жизнь. Хэрри сказал ей, что испытывает по отношению к ней точно такие же чувства, и добавил, что ему кажется, будто у них одинаковые мысли, а сердца бьются в одном ритме.

Когда они спускались по широкой лестнице большого дома, Хэрри, как ни старался, не мог припомнить дня или даже часа в своей жизни, когда он был так же счастлив, как в этот момент. Остановившись на лестнице, он повернул Септембер к себе лицом и не без смущения представился:

– Между прочим, меня зовут Хэрри Грейвс-Джонс.

– Ах, Хэрри Грейвс-Джонс, Хэрри Грейвс-Джонс, – пропела девушка, дважды повторив его имя. – Поздновато представляться, ты не находишь? Я и так пришла к убеждению, что ты – единственный человек на свете, за которого я выйду замуж. Впрочем, если тебе хочется, чтобы я тоже назвала себя, – изволь. Меня зовут Септембер Буханан.

Они вволю посмеялись над забавным положением, в которое попали, но потом Хэрри стал серьезным. Он знал, что Септембер Буханан считалась одной из ближайших подруг леди Оливии, и решил, что пришло время серьезно поговорить с ней.

– Послушай, Септембер, – начал он, – здесь есть местечко, где бы мы могли перемолвиться словом так, чтобы нам никто не мешал? Мне нужно сообщить тебе кое-что важное.

– Не может ли это важное подождать? – спросила она, не желая, чтобы разговоры, какими бы важными они ни были, вывели ее из состояния полнейшей гармонии со всем миром.