Командиры корпусов, за плечами которых стоял опыт Сталинграда, осмелились предпочесть подчинение Манштейну и успешно соединились с пробивавшимися к ним силами, хотя завязшие в грязи орудия пришлось бросить. 35 тысяч человек все же были спасены.[74]

Продвижение русских продолжалось от одной реки России к другой. Они шли от Волги к Дону, от Дона к Северскому Донцу и от Северского Донца к Днепру. От Днепра они вышли к Южному Бугу и, перейдя его, к Днестру. В марте русские форсировали в верхнем течении Днестра и окружили 1-ю танковую армию, все еще находившуюся на левобережье реки. И в очередной раз Гитлер запретил армии идти на прорыв.

25 марта фон Манштейн прилетел в Ставку в Восточной Пруссии, где произошла яростная перепалка с Гитлером. Фельдмаршал заявил, что, вопреки запрету фюрера, он намерен отдать приказ о прорыве, и потребовал подтянуть с Запада свежие силы. Гитлер отказался; Манштейн вскочил и вышел прочь. Наткнувшись на адъютанта Гитлера, генерала Рудольфа Шмундта (генерал пехоты с 1938 г., главный адъютант Гитлера. – Пер.), он велел передать фюреру, чтобы тот искал другого командующего группой армий «Юг». Манштейну было велено снова явиться для доклада тем же вечером, и, к его изумлению, Гитлер полностью изменил свое мнение. Все предложения Манштейна были приняты без малейших возражений. Операцию по прорыву 1-й танковой армии утвердили, а с Запада подтянули [2-й] танковый корпус [СС]. Манштейн вернулся в свою штаб-квартиру, но, пока он находился здесь в течение недели, за ним внезапно прислали личный самолет Гитлера «Кондор» (четырехмоторная тяжелая машина фирмы «Фокке-Вульф». – Пер.). Манштейн вылетел в Оберзальцберг, где Гитлер поставил его в известность, что время для «операций» истекло и что теперь значение имеет только мощная оборона. Генерал Модель, которого Гитлер произвел в фельдмаршалы, по мнению фюрера, самый подходящий для командования человек. Фон Манштейн отстранялся от командования. Если не считать этого известия, вспоминал Манштейн, Гитлер держался весьма дружелюбно.

Смертный приговор немецким армиям на юге России был подписан. Русские, подобно волнам прилива, накатывались на изо всех сил удерживаемые немецкие рубежи обороны и, подобно нарастающему приливу, постепенно полностью поглотили эти позиции. Так Гитлер нанес последний урон Европе. Если бы не стратегическая недальновидность фюрера, Запад первым захватил бы Германию.

Манштейн вернулся для передачи командования Моделю, однако в оставшиеся ему часы приказал 1-й танковой армии идти на прорыв. Что и было успешно осуществлено[75]

7 апреля, через неделю после того, как Манштейн оставил фронт. За 15 месяцев командования группой армий «Юг» он, в условиях чрезвычайных обстоятельств, осуществил отступление 500-мильной линии фронта на 880 миль на запад и не потерял при этом ни единого крупного соединения,[76] одновременно нанося противнику урон более значительный, чем позволял причинять себе.[77] Манштейн принял отставку без протестов и жалоб, после чего удалился в свое поместье. В мае 1945 г. он сдался фельдмаршалу Монтгомери. От цивилизованного противника Манштейн ожидал справедливого суда, однако цивилизованное отношение к побежденному стало редкостью в войне, развязанной Гитлером.

Всевозможные суды над военными преступниками, имевшие место после окончания войны, явились осуществлением политики, провозглашенной в Ялте, – наказание отдельных личностей из числа наших врагов. А поскольку русские постоянно напоминали нам об этом, слово «наказание» стало ключевым. В июне 1945 г. в Лондоне прошла конференция, призванная привести эту политику в действие. На ней присутствовали прокуроры, представлявшие Великобританию и США, а также генерал Иона Тимофеевич Никитченко (советский юрист, генерал-майор юстиции, член Международного военного трибунала в Нюрнберге от СССР, судья Верховного суда СССР), который был назначен российским судьей на Нюрнбергском процессе. На этой конференции прокуроры и судья еще до процесса обсуждали способ, каким следовало подвести обвиняемого под наказание. Протокол этого совещания опубликовали американцы. Не было предпринято ни малейших усилий, дабы выработать некое общее международное правовое положение, по которому следовало судить деяния обвиняемых. Вместо этого были рассмотрены эти деяния и написан закон, призванный явно исключить возможность защиты, которая предположительно могла содействовать обвиняемому. Таковым предстал статут Нюрнберга, фундаментальная основа всех судов над военными преступниками. За Нюрнбергом последовал ряд проведенных союзниками процессов, отличавшихся от российских (где поступали гораздо проще, попросту казня тех военных преступников, от которых русским не было пользы), и еще один Международный трибунал в Токио.