– Ладно, раздергал я вас и сам раздергался, – извиняющимся тоном подытожил Варданян. – Может, и не они.

Я уже была готова перевести тему на свою просьбу, но припомнила кое-что.

– Арцах, а вы их речь слышали? Как они между собой переговаривались?

Того же рыжего гимнаста Михаила до сих пор я вычисляла именно по корявой, «обрубленной» речи. Не то чтобы редкость, но это отмечали все, кто его слышал.

– Двое худых молчали. Говорил в основном крупный. Командовал он как-то отрывисто, коротко. Не сказал бы, что слышал акцент или что-то вроде этого. – Арцах грустно хмыкнул. – Хорошо помню, как он обозвал меня, простите за выражение…

– Если вам неприятно, можете не говорить, – торопливо заверила я.

Пребывание в заложниках, даже кратковременное, людей нередко травмирует. Сидеть и вынужденно покорно ждать, пока тебя освободят, не имея возможности повлиять на ситуацию, – это кошмар. По моим наблюдениям, такое одинаково сильно могло подорвать психику как мягких, уступчивых людей, так и уверенных, привыкших контролировать всё и вся. С определенной долей цинизма рискну предположить, что на мужчин ситуация покорного ожидания воздействует даже сильнее. Да, угадали. Стереотипы поведения: мужчина же всегда должен мочь что-то сделать, разрешить ситуацию, воспротивиться! Дело ведь в беспомощности, а мужчинам обычно невыносима даже мысль о ней. А если в наличии у противника – превосходящие силы? То-то же… У тех же японских офицеров в старину считалось позором пребывание в плену. Оттого японские заложники предпочитали пленению самоубийство.

Ну, у нас тут, к счастью, не стародавняя Япония; и Арцах сидит передо мной живой-здоровый.

– …что вы, «сраный хач» – это еще не самое ужасное, что я слыхивал в свой адрес, – обыденно произнес он. – Если еще б мою физиономию стенкой не пошкурили, был благодарен не знаю как.

Пауза. Затем он покачал головой:

– Нет, про речь ничего такого не припоминаю. Жаль.

– Хотите, реально попробую гипнозом воспоминания вытащить?

Я предлагала совершенно искренне. В нашем прошлом деле до гипноза не доходило; но Арцах был из тех журналистов-энтузиастов, которые для добычи информации порой применяют весьма нестандартные методы. К примеру, одного пенсионера, важного свидетеля, он чем подкупил? Собственноручно отдраил его квартиру до блеска, починил ему машину и – решающий фактор! – подарил кота. Здоровенного бело-рыжего горластого годовалого котьего сына с улицы, с которым важный свидетель отлично поладил – и рассказал Варданяну все, что знал.

А сейчас я не успела даже доозвучить свой вопрос, как Варданян моментально подобрался, сел прямо и встревоженно зыркнул на меня.

Я подняла руки ладонями вперед, подобно ему в начале нашей встречи.

– Вопрос снят.

– Сделайте одолжение, Евгения, – колко отозвался он.

Повисло неловкое молчание. Я глянула на часы и, уводя разговор от неприятного, удивленно заметила:

– Странно, однако, что никого до сих пор нет. Заведение вполне доступное, да и час не ранний уже.

– Ничего странного. Я попросил бабушку зарезервировать помещение, чтобы никто не помешал. Не пригрел уши, как говорится. А бариста «своя».

Я не нашлась что ответить. Будничные интонации Арцаха сбивали с толку.

Я уже и считать перестала, сколько раз мне доводилось общаться с детьми или младшими родственниками «хозяев жизни». Теми, кто рос, наблюдая становление и расцвет зачастую криминальной карьеры близких. Причем наблюдал изнутри, считая обыденными такие вещи и явления, которые другие дети видели разве что в соответствующих фильмах. И то лишь когда подрастут и возраст с заявленным рейтингом совпадет.

И всегда я отмечала эти скучающие интонации, вот это самое «а-что-здесь-такого» выражение лица. У пробившихся наверх привыкших к роскоши взрослых именно такого не бывает. Нужно, чтобы человек с детства пребывал в подобной среде; и вот тогда – да, этот тон. Ненаигранный, безо всякого стремления произвести впечатление. Искреннее непонимание чужого удивления.

Я, к примеру, в свое время не понимала, чего одноклассники завидуют и восхищаются моими поездками с отцом: на крутых военных тачках, зачастую с вышколенным водителем (хотя мне больше нравилось, когда за руль садился отец).

– О, – наконец уважительно протянула я. – Это очень удобно. Передавайте Гаруник Арамовне мои благодарность и пожелание благополучия.

Похоже, за кофе платить не придется в любом случае.

– Непременно передам, – отозвался Варданян. – Ладно, я вас совсем заболтал, извините. Вы же тоже хотели что-то рассказать? Или?…

– Да, пустяковая просьба. У вас есть пропуск в Журнальную библиотеку?

– А, библиотека периодических изданий, – кивнул он. – Есть, конечно.

– Мне нужно просмотреть «Вести Тарасова».

– Год, месяц? – Арцах с журналистской профессиональной резвостью извлек из кармана блокнот. На весу держать не стал, пристроив на столе, и приготовился записывать. Пытливо глянул на меня, зачастил:

– Событие, может быть?

– Девяностый год.

– Век двадцатый или девятнадцатый?

– Тысяча девятьсот девяностый. Июль, август и, пожалуй, сентябрь тоже.

– Газета выходит раз в неделю. Это у нас двенадцать выпусков… если вы назовете событие, может, я мог бы сориентироваться поточнее и побыстрее найти?

Этот вопрос был серьезнее, чем сперва казался. Глядя на измордованного Арцаха, я сомневалась, что хочу втягивать его в это. Даже на правах этакого Ватсона из справочной.

Он, конечно, и сам умеет находить себе приключения на (между нами, девочками, очень недурную) задницу. Но пусть в этот раз будет без добавки с моей стороны.

– Разброс по времени лучше пошире. Вдруг найду что-то полезное пораньше или попозже.

– Раньше или позже чего? – машинально, по рабочей привычке продолжал уточнять он.

Чувствовался бывалый задаватель вопросов. Наверное, вот так ему многие и пробалтываются при его манере спрашивать.

– Раньше или позже того, что мне нужно, Арцах Суренович, – подмигнула я, когда он поднял голову от блокнота. – Если возможно добыть временный пропуск для меня, буду вам вдвойне благодарна. С меня ответная услуга.

Мне показалось или он слегка покраснел?

– Кое-что вы, пожалуй, можете сделать, – согласился он, пряча блокнот.

Только в этот момент я вспомнила, что собиралась прикинуть – как бы еще с ним поговорить на тему наших… пока что назовем их «отношения», за неимением лучшего термина.

Варданян опять удивил:

– Можете меня научить чему-нибудь этакому из вашего, Евгения,