* * *

Однажды вечером Горозии сидели на диване в гостиной – смотрели «Профиль» в настенном широкоэкранном телевизоре. В студии собрались гости – звезды грузинского театра и кино разных поколений. Как всегда, было много грусти, откровений и пролитых слез. Каким же черствым надо быть, чтобы все это не тронуло?!

И в тот момент, когда ведущая кокетливо объявила о рекламе, после которой ожидается сюрприз, Нино повернулась к Нико и прямо, без всякой подготовки, сказала:

– Я беременна.

Нико вдруг растерялся. На какое-то время потерял дар речи. Потом пробубнил:

– Сколько уже?

– Почти два месяца, – Нино улыбнулась.

Воцарилось неловкое молчание.

– УЗИ сделала? – спросил Нико, чтобы нарушить молчание.

Нино положила его руку себе на живот. Нико ничего не почувствовал, лишь некоторую отверделость живота жены. Которую он почему-то приписал ее занятиям в бассейне. Но не подал виду – тоже улыбнулся. Знал, что должен обрадоваться, но не знал, как должен выразить эту радость. Нико тщетно искал нужные слова; смутивший, не понимал, что делать – обнять Нино, убрать с ее живота руку, которая уже нагрелась, или… Снова Нино проявила смекалку – притянула Нико к себе, обняла и тихо сказала:

– Иди ко мне, – и кокетливо, как та ведущая, добавила: – Впереди ждет главный сюрприз.

* * *

Гурджиев тоже фактически пропал, словно Манана Кипиани. После Нугзара и параллельно с «Хаусом» он нашел себе новое развлечение – создал профиль на «Фейсбуке», с найденными в интернете своими фотографиями, которые нашел там же, открыл личную стену и собрал в друзьях около тысячи людей из разных уголков мира. Небольшой виртуальный кружок фанатиков и преданных ему людей день ото дня расширялся перед его глазами. Знание языков облегчало дело. Правда, это были поверхностные знания, но вполне достаточные для того, чтобы трепаться на «Фейсбуке». Тем более тут часто обходились только выражающими эмоции иконками. Мало помалу социальная сеть совершенно засосала Гурджиева – как безумный, он дневал и ночевал перед лэптопом. Одновременно беседовал с сотнями людей из разных точек земного шара, ставил лайки, подмигивал, обменивался музыкой и фото, давал и получал уйму советов. Становился другом и сам принимал в друзья каждого встречного-поперечного, не оставлял без ответа ни одного комментария и сам тоже не оставался без комментариев и лайков.

От Фуко он теперь постепенно отдалялся. Только выгуливал его – и с нетерпением ждал, пока собака сделает свои дела, чтобы вернуться в квартиру и снова засесть перед лэптопом.

* * *

Тем временем имя Нугзара – он же отец Маврикий – получило широкую огласку. Сначала в Сабуе, а затем в прилегающих к ней деревнях прошел слух о лекаре-чудотворце из Хмала-Церкви. Оттуда весть о нем добралась до Телави, а там и до Тбилиси. Грузия маленькая страна – из одного конца в другой птички не летают, а прыгают. А вести были настолько фантастические, что не было необходимости даже приукрашивать их. Как всегда, к появлению очередного чудотворца сначала все отнеслись с подозрением, а потом валом повалили к нему.

Грузинские деревни испокон веку были богаты лекарями и волхвами. Здесь всегда найдутся чудотворцы, которые раскрывают закрытую судьбу, восстанавливают разрушенные семьи, находят пропавших или их могилы, возвращают сбежавшего супруга, готовят талисманы на довольство и от сглаза, оплодотворяют бездетных, делают лекарство против старости и рака – из ослиного мозга, волчьей лапы, вороньей печени и т. д.

Кроме лекарей Грузия славится обилием икон, источающих миро. Здесь часто можно встретить чудотворную икону или фреску, струящуюся маслом, яко ароматы источают благоухания, и чудодейственно исцеляющую страждущих. Однако с отцом Маврикием была совершенно другая история – он и сам лекарь, и миро источает, яки масло (это масло немного попахивает машинным, но кого это интересует). К тому же он словом своим служил делу доброму и, что самое главное, безо всякого вознаграждения.

А история эта началась так: как только Горозии и Гурджиев выехали из Сабуе, Гогия поплелся домой, выписывая восьмерки. Чача так дала ему по шарам, что он еле держался на ногах. Хотя голову сохранил свежей. Знатоки знают – некоторые напитки укрепляя все члены, расслабляют душу; другие же наоборот, то есть душу в высшей степени окрепляют, а члены ослабляют. Однако известно, напиток тогда хорош, когда расслабляет и душу, и члены. Вошедшего во двор Гогию радостно встретила дворняжка Джибо.

– Уйди, Джибо, – отогнал ее ногой, – не до тебя мне. Поднялся на второй этаж, потряс спящую жену

Марту – она же Матико, – которая давно была прикована к постели. Ее красные распухшие ноги будто обожгла крапива, а из язв сочилась жидкость. У Матико были сросшиеся брови, крошечный носик, короткий лоб, узкие губы и чуть заметные усы. Грузная была женщина, с пышными руками. Чем-то походила на медведя. Гогии почти не было видно рядом с ней. Эта женщина-гора страдала больными ногами.

– Матико, ты спишь?

– Где ты шлялся?

– Вставай, – начал подгонять Гогия, – вставай быстро.

Та и не думала шевелиться, решив, что муж нажрался с утра пораньше. Правда, странно горящие глаза Гогии несколько ошарашили ее, и она спросила (хоть и была крупная женщина, но сердечко было маленькое):

– Ты скажешь или нет, что случилось?

– Чудо!

Матико только сейчас заметила стакан в руке мужа:

– Че там у тебя в стопке, водяра, что ли?

– Какая водяра… Миро это.

– Ах так, да? – Марта скинула с себя одеяло. – Сейчас я тебе покажу чудо!

– Обожди, женщина, обожди, дай сказать… – Гогия посмотрел на опухшие ноги жены, торчащие из-под ночнушки, и поднял стакан вверх. – Сколько ни пей, стопочка эта остается полной. Это называется… – нахмурил лоб, но никак не мог вспомнить название. – Черт! Называется как-то. Забыл.

– Это как раз для тебя.

– Ты слышишь меня, нет? Говорю, что остается полной. Давеча чувак пришел в Хмала… – почему-то Гогия не посмел соврать, хотя предпочел поделиться только частью правды. – И, в общем, сейчас он там молится.

– А тебе-то что, пусть молится, ничего с ним не будет.

– Что еще с ним может быть, – Гогия поставил полный стакан на стол, – дохлый как будто.

– Дохлый? – У Матико в голове пробежала плохая мысль, она невольно прикрыла одеялом ноги. – Не ты ли…

– Таким и был, – Гогия прервал ее, – и сейчас он там. Стоит в темноте и хрипит, глаз один… красный.

В подтверждение своих слов хотел показать жене кусок газеты; пошарил в карманах брюк, но не нашел.

Сложно сказать – Марте от мужа сообщилось волнение или одолело простое любопытство; она снова скинула с себя одеяло:

– Дай руку, помоги.