Сад, наполненный злобой и страхом, дышал тяжело и сыро. Несколько вырубленных кустов лежало в углу участка, беспомощно растопырив свои ветки. Владлена выкорчевала их в тот день, когда Ольга еще была жива, а он, Марк, отсутствовал, значит, не боялась. Чувствовала себя уже полноправной владелицей домика. Марк не успел устроить ей за это трепку. А сейчас смысла нет. Или, вырубив кусты, чертова помощница рассчитывала приблизить Ольгу к тому моменту, когда завещание ее вступит в силу. Ольга могла сильно переживать, узнав, что вот так взяли и выкорчевали дорогие ее сердцу сирень и жасмин, ее память о родителях, заботливо растивших их и любивших сидеть на лавочке в тени ветвей. Этот поступок впрямую, может, и не убил бы сентиментальную, больную и психологически слабую Ольгу, но в кровать уложил бы надолго…

Окна в доме не горели. Марк подошел поближе к забору и стал смотреть на черный прямоугольник Владленовой комнаты. Ему показалось, что белая полоска занавески отодвинулась и мгновенно закрылась. Он прижался к доскам и медленно, стараясь сильно не шуршать опавшей листвой, пошел в сторону колодца. Пару раз все же шепотом позвал Лялю, но кошка, как он и предполагал, не отозвалась. Ночной холод проникал за воротник, вызывая дрожь. Он не мог сказать, что очень страдает от того, что Ольга умерла. Принял ее смерть как данность. За несколько дней до развязки, когда его планы на жизнь резко переменились, он, что скрывать, даже ждал этого. Его охватывало невероятное чувство стыда, но от этого факта, от этих греховных мыслей никуда не мог деться. Он надеялся на ее смерть, правда, не ожидал, что это случится так скоро. Она умерла из-за него или все-таки нет? Этот вопрос он задавал себе, но сесть, все проанализировать и обстоятельно ответить на него не хватало силы воли. Пусть сначала все решится, а потом он уже разберется — из-за него или не из-за него. И надо быстрее избавиться от Владлены. После ночного происшествия Марк пожалел, что разрешил ей остаться в доме.

У колодца чавкала грязь. Луна зашла за тучу. Стало темно, но уже привыкшие к тьме глаза видели хорошо. Он боялся, что домработница все же смотрит из-за занавески и маленькие черные дыры ее глаз могут засосать его. Оказаться у нее в мозгу — страшнее ничего не придумаешь. Марк стряхнул с себя эти фантазии. Приподнял фанеру:

— Ляля, Ляля, кис-кис-кис, — шепотом позвал он. — Ты здесь?

Ответом ему было молчание и вполне человеческое дыхание. Марк инстинктивно выпустил фанеру из рук и отскочил, доска негромко ударилась о заросший мхом ряд камней, оставшийся от прежних, должно быть, разобранных кем-то стен и возвышающийся над землей сантиметров на пять. Он, Марк, ведь так ни разу к нему не подошел, с тех пор как его нашли. Сердце отплясывало огненную джигу в груди, он по-прежнему боялся, что Владлена увидит его в окно. Даже спрятаться некуда, если только присесть за вырубленный куст. Не показалось ли ему? А может, эхо так играет с дыханием кошки? Присев на корточки рядом с колодезной ямой, он снова приоткрыл заслон. Раздающееся снизу, со дна, дыхание казалось достаточно близким. Метра три, не больше, определил Марк.

— Ляля, Ляля, кис-кис-кис… Ты здесь, кошка?

Дыхание замерло, и женский голос еле прошелестел:

— Здесь, здесь, помогите…

Марк подумал, что сойдет с ума прямо сейчас. И тогда все достанется Владлене. И зачем он добавил эту строчку в завещании? Ольга все равно уже ничего не понимала и подписала бы и так. Он изо всех сил пытался сообразить, что сделать, чтобы помочь тому, кто внизу, и при этом очень боялся.

— Кто там?

В ответ только стон. Слабый и раздраженный:

— Помогите, помогите, пожалуйста.

Марк распластался на земле. У самого лица валялись доски с торчащими вверх гвоздями, видно, те, которыми колодец был заколочен все время. Он отодвинул самую ближайшую. Продвинулся дальше и, больше чем наполовину свесившись в темную дыру, стал шарить рукой в прерывисто дышащей пустоте, пока пальцы его на долю секунды не коснулись кончиков других пальцев. Этого мгновенного прикосновения хватило, чтобы он в секунду отскочил от колодца. Сидя на грязной земле, он шептал:

— Сейчас, сейчас, только схожу за веревкой, поищу ее, сейчас найду.

Пытаясь встать, он решил опереться о землю, рука попала в скользкую жижу, он поскользнулся, ладонью угодил прямо в торчащий гвоздь и еле сдержался, чтобы не заорать. Он сел и, не отрываясь, смотрел на пропоротую ладонь, кровь падала из нее крупными каплями ему на джинсы. В реальность его вернул протяжный стон из глубины земли, и он встал, перемотал руку носовым платком и пошел на веранду искать веревку. О домработнице он не думал.

Владлена не подходила к окну. Она вернулась в свою комнату, прямо в одежде легла под одеяло и заснула. Она вспомнила о кошке, еще когда они с адвокатом стали выпивать за упокой этой дохлой селедки. «Где же наша Ляля?» — подумала она тогда. А потом решила ее утопить в колодце. Она ненавидела кошку. Из-за этой вшивой дряни завещание снова переписали. Почему — непонятно. Может быть, Ольга видела, как Владлена наподдала Ляле тряпкой, когда та потянулась к кастрюле с мясом, или как она дала ей пинка, когда кошка притащила на дорожку дохлую лягушку из кучи рядом с колодцем и стала жрать. У Ольги действительно было не очень дружелюбное настроение в последние дни. Обычно она сюсюкала и распускалась розовыми соплями на тему: «Владленочка, душенька, помощница моя», а тут жалась на похвалы. Точно, видела и ничего не сказала, только втихушку переписала завещание. И все Владленины хитрости, когда она подкладывала Лялькины какашки в ботинки и на стол адвокату, не помогли. Обе сучки хороши. Обеим смерть. Пусть Ляля как «пришла от Гришеньки», так и отправляется к нему обратно.

После того как они выпили, Владлена, померив гренадерскими шагами свою комнатушку и приняв решение, пошла искать кошку прежде всего в Ольгину комнату. Главное, чтобы адвокатишка ничего не заметил, ему достанется лысый хрен, а не дачка. Она добьется своего. В комнате Лялю она не обнаружила, походила по дому. Вышла в сад. Завелась уже, руки чесались прикончить глупую кошку. Тихо так звала, — кис-кис-кис. Даже взяла кусочек сырого мяса приманить. Пригодилось мясо. Эта тварь сидела у колодца и снова ковыряла какой-то комок. То ли жабу, то ли дохлую мышь. Много их выловили рабочие, много. Хорошенькое дело! Страдает по хозяйке. Как же! Та сдохла, а эта даже не чует ничего. Знай себе мышью дохлой играется. Жрать дают, и ладно. «Гришенька послал!!! Ухаживайте за Лялей». Завещания туда-сюда, туда-сюда. Капризная полоумная бабенка.

— Киса, киса, на-ка мяска, что жаб-то жрать?

Ляля обернулась. Владлена положила кусочек рядом с собой. Ляля оценила достоинства обеих добыч и потрусила к мясу. Зацепила его зубами, и Владлена сжала ей пальцами шею, почувствовала влажный мех, рванула к колодцу, приподняла фанерную крышку, изо всех сил швырнула кошку вниз, аж хрустнули косточки. Кошка издала крякающий звук и плюхнулась на дно. Владлена бросила фанеру обратно. И быстрее-быстрее пошла к дому, оглядываясь и бормоча: «Так-то, так-то. Плюхнулась на дно, еще помучайся там немножко, как я мучилась, пожри дохлых жаб». Или выберется? Нет, не выберется, стенки скользкие, гладкие. Уже изучила она колодец-то. А что, если заорет, этот услышит… Нет-нет, не должен. С раннего утра Марк в город собирался, кошка к утру как раз все силы растеряет, а может, и сразу подохнет, шею-то она ей хорошо примяла, но надо было, конечно, посильнее. Зато восстановлена справедливость, хоть немножечко… Она сняла на крыльце перемазанные в земле калоши. Дошла до двери. «Ну вот, еще одной сукой меньше». Оглянулась, никого нет? Ей послышался шорох? Нет, вроде тихо.