— Черт с тобой! Без денег нам и правда не обойтись. Но предупреждаю: кассиром буду я! За каждую копейку потребую строжайшей отчетности. Уяснил? — я напустила побольше суровости налицо, пусть знает: со мной шутки плохи.

— Понял, понял, понял! — Ромка заметно повеселел. — Так, может, я это, за продуктами сгоняю, а, Жень? Кушать-то нечего. Я вон давеча последние яйца использовал.

— Гони.

Ромка растворился в воздухе.

— «Вискаса» купи котику! — подтверждая мои слова, Монморанси громко мяукнул.

— А зачем? Этот блохастый все подряд лопает! Чего зря деньги тратить? — уже с порога крикнул снабженец. Любит, что ни говори, Алексеев по продуктовым магазинам шастать!

— Купи, говорят тебе!

Роман ушел. Я заметалась по жилищу в поисках тайника для денег. Куда? Куда спрятать такую сумму в чужой квартире? Перебрав все возможные варианты, я упаковала доллары в пакет, а пакет спрятала на кухне, в духовке. Надеюсь, Ромашка не затеет печь пирожки!

Вспомнив о пирожках, я подумала о маме. Сердце болезненно сжалось: совсем недавно я сидела на кухне в родительском доме, болтала ни о чем и была счастлива и весела. А теперь сижу черт знает где, считаю трупы, чужие деньги и серьезно опасаюсь за свою жизнь. Вот же угораздило!

Мелодичной трелью напомнил о себе сотовый. Чисто автоматически, еще пребывая в глубокой задумчивости о своей судьбе, я схватила трубку.

— Розочка, солнышко, здравствуй! — раздался в трубке густой баритон.

Ах, какой приятный голос!

— М-м-м... — промычала я в ответ.

— Ты узнала меня? Это я, твой зайчик! Не удержался вот и позвонил тебе. Сегодня весь день думаю о том, как весело мы провели вчерашнюю ночь!

— М-м-м... — диалог продолжался.

— А почему моя девочка такая неразговорчивая? Ее кто-то обидел? Расскажи своему зайчонку, я накажу всех твоих обидчиков!!!

Мне очень хотелось рассказать обо всех своих проблемах. Еще бы не обидели! Да меня все обижают, начиная от следователя и кончая собственным котом-предателем!!! Но вместо этого я произнесла сиплым голосом:

— Охрипла. Горло болит.

— Бедненькая, — посочувствовал баритон, — это я виноват! Столько мороженого тебе скормил. Вот незадача, надо же! У моей вкусненькой Розочки горлышко болит! Я к тебе пришлю шофера, он привезет все, что нужно, и небольшой подарочек от меня. Я бы и сам приехал, да этот придурок Никита сходку созывает! Хочешь не хочешь, а мне присутствовать необходимо! Ну все, моя сладкая, целую тебя. Я еще позвоню! — трубка чмокнула и дала отбой.

Надо же, а! Такой красивый голос — и голубой! И чем мы, женщины, хуже?! Вон этот Розку всю ночь мороженым откармливал, а я один омлет который день лопаю! Обидно, честное слово! Так, а что баритон говорил про Никиту? Какую такую сходку он собирает и где? Может, и я могла бы поприсутствовать на ней? Неплохо было бы. Опять запиликал сотовый. На этот раз в трубке прорезался Алексеев:

— Жень, — надрывался Ромка, — ты какое мороженое любишь: шоколадное или сливочное? С орехами или с ягодками? А может, тебе с вафлями купить?

Надо же, какой заботливый! Наверно, весь супермаркет скупил — разошелся на халяву.

— Любое и побольше! — проорала я в трубку.

— Не ори в ухо, я не глухой, — сказал Ромка и отключился.

— Дурак, — вынесла я приговор и протопала в прихожую.

Там я достала фотографии и принялась их рассматривать заново. Теперь ценность снимков была более очевидна. Как я и предполагала, наш мэр и чеченец фотографировались именно в «Голубой креветке». Скорее всего, чеченец и есть Тимур. Но что же это за Никита таинственный? Звонок в дверь прервал мои размышления.

«Господи, не квартира, а проходной двор!»

На пороге стоял невысокий, крепкого сложения парень.

— Ты кто? — удивилась я.

— Я шофер Ильи Никаноровича. Он вот передал тебе, — парень, ухмыляясь, протянул два пластиковых пакета, — и еще вот...

Шофер Никаноровича залез во внутренний карман куртки и вытащил бархатную коробочку. Внутри лежали золотые серьги в виде маленьких наручников. Увидев мою растерянность, парень улыбнулся:

— Не смущайся. Мой хозяин еще и не такие штучки дарит своим подружкам.

— Слушай, а кто такой Никита, который сходку сегодня созывает? — я решила снагличать и получить кое-какую информацию.

— Ну ты и деревня! — удивился шофер, — Никита — это мэр города. Никита Сергеевич Михайлов.

— Это он? — протянула я фотографию.

— Точно, Никита! А рядом чеченец, Джогоев, кажется, его фамилия. Только почему они вместе? — удивился водила. — Слушай, а ты значит... не…? Откуда у тебя это?

— Майор ФСБ Лисичкина! — представилась я. — Мэр у нас в разработке. А тебе, дорогой, не советую распространяться о нашей встрече. У нас длинные руки. Ковалева знал?

Парень вытаращил глаза и приоткрыл рот.

— Как твое имя, фамилия, контактные телефоны, явки, пароли? — пожалуй, с явками и паролями я малость перестаралась.

— Кузькин Антон Егорович, — он протянул мне визитную карточку.

— Можете идти, гражданин Кузькин. Будете нужны — вызовем, — отпустила я шофера.

Тот сбежал с лестницы, громко топая.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Я закурила сигарету и сосредоточилась.

Снова раздался звонок в дверь.

— Черт вас возьми! Дайте подумать человеку! — В полной уверенности, что это вернулся шофер Никаноровича, я распахнула входную дверь со словами:

— Я же сказала, Кузькин, вы пока свободны! Не утомляйте органы...

Мысль я не закончила — на пороге стоял Алексеев, увешанный пакетами и пакетиками. Его взгляд ничего хорошего не предвещал.

— Привет, Ромочка! — всем своим видом я демонстрировала полнейший восторг от появления снабженца. — Чего вкусненького принес?

Я даже подпрыгнула, чтобы чмокнуть Ромашку в носик. Но не попала. Зато прямиком влепилась в глаз Алексеева, в тот, который закрыт. Ромашка издал вопль из арсенала индейцев на тропе войны. Самое мудрое решение, которое могло прийти в мою несчастную голову, я приняла мгновенно и скрылась в ванной, предусмотрительно заперев дверь на задвижку. Кто бы знал, как надоели мне эти бестолковые существа под названием мужчины! Вечно ходят, домогаются моего внимания, всем им что-то от меня надо! Где справедливость, господи?!

Алексеев штурмовал дверь ванной комнаты:

— Открывай, бикса позорная! Нету сил никаких терпеть, как ты издеваешься надо мной!

Такого я не слышала даже в «Голубой креветке»! Хомяк, конечно, был расстроен, но его расстройство не идет ни в какое сравнение с гневом Ромашки!