Она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, и пересекла холл, чтобы заглянуть за другую дверь. Там тоже было темно, но, отыскав выключатель, она была приятно удивлена, когда комната наполнилась теплым розовым светом и оказалась привлекательным будуаром в отличие от остальной части холодного дома. Оформленная в мягких розовых, голубых и кремовых тонах, с парчовыми стенами и с изящной французской мебелью, а также с роскошным обюссонским ковром, эта комната явно принадлежала женщине и скорее всего являлась гостиной ее бабушки.

Очарованная мягкими тонами рисунка у ее ног, Мэделин наклонилась, чтобы поближе рассмотреть гигантские бутоны роз от бледно-розового до ярко-пунцового цвета. На небесно-голубом фоне извивались кремовые стебли с зелеными листьями различных оттенков, которые соединялись бежевыми завитками и лентами. Мэделин так увлеклась узором, что последовала за ним до середины комнаты, где остановилась и от неожиданности открыла рот. Она замерла, с возрастающим ужасом обводя помещение глазами. Начиная от отделанных золотом пристенных столиков до большого концертного рояля, от большой мраморной каминной полки до маленького журнального столика, везде стояли в рамках фотографии красивой молодой женщины со светлыми волосами и насмешливым взглядом.

Мэделин закрыла глаза, чувствуя, как ее охватывает холод. Ей было знакомо это лицо, и в то же время она не узнавала его. В нем было что-то удивительно близкое и одновременно чужое. Глаза с фотографий как бы следили за ней, куда бы она ни передвигалась, возбуждая далекие детские воспоминания.

Охваченная страхом, Мэделин почувствовала головокружение. Эта роскошная комната, бездушная и холодная, жила образом Камиллы. Застыв посреди ковра из пестрых роз, не в силах избежать пристального молчаливого взгляда женщины, которая была ее матерью, Мэделин зашлась в беззвучном крике. Розы начали обвиваться вокруг ее ног. Камилла в сотнях различных поз, казалось, неотвратимо надвигалась на нее. Все ближе и ближе, и Мэделин начала задыхаться от взгляда этих насмешливых глаз. «Твоя мать была вовлечена во что-то ужасное…» Эти слова так реально звучали в ее голове, что она почувствовала явную опасность. Лицо с фотографий кружило над ней и подавляло ее так сильно, что Мэделин, споткнувшись, бросилась прочь, зажав рукой рот, чтобы сдержать крик.

Она снова оказалась в холле, сердце ее бешено колотилось. Что это было? Казалось, она почти физически ощутила на себе воздействие другого человека, который уже давно мертв. И ее охватил такой ужас, что все мысли были только о побеге.

– О, Карл, как бы я хотела, чтобы ты был здесь, со мной, – едва слышно прошептала она. – Я не понимаю, что так напугало меня?!

– С вами все в порядке, мадам?

Вздрогнув, Мэделин подняла голову и увидела Хантера, с тревогой наблюдавшего за ней.

– Все хорошо, – ответила она, вдруг почувствовав себя ужасно глупой. – Я только осматривала эти комнаты. Э-э-э… кажется, ни одной из них никто не пользуется.

– Сэр Джордж чаще всего сидит в гостиной, когда погода теплая, – ответил он, указывая на комнату, из которой она только что вышла, – однако столовой никто не пользуется в настоящие дни. Могу я предложить вам выпить что-нибудь, мадам, пока вы ожидаете доктора?

– Пожалуйста, кофе, – ответила она.

Доктор Тэрлоу вышел из библиотеки через несколько минут с мрачным видом.

Мэделин вопросительно посмотрела на него, и сердце ее сжалось от тревожного предчувствия.

– Почему бы вам не присесть? Вы очень бледны, – предложил доктор Тэрлоу. Он сам сел на один из резных стульев рядом с ней и мягко заговорил, хотя морщинки вокруг его усталых глаз делали его взгляд напряженным: – Боюсь, у него удар. Он без сознания, и я воспользовался телефоном в библиотеке, чтобы вызвать «скорую помощь». Чем скорее мы отправим его в больницу, тем лучше, и пока не будут проведены исследования, невозможно сказать, насколько поражен мозг.

Мэделин, собравшись с силами, спросила:

– Он поправится?

Доктор сочувственно улыбнулся ей:

– Слишком рано говорить об этом и к тому же следует помнить, что ему уже за восемьдесят. Но мы сделаем все возможное. Я понимаю, вы только сегодня прибыли сюда, миссис… э-э-э…

– Делани. Да, мой дед просил меня приехать навестить его. Я живу в Нью-Йорке.

Доктор Тэрлоу кивнул:

– Понимаю. К сожалению, я не очень хорошо знаю сэра Джорджа, так как практикую здесь чуть больше года и посещал его всего лишь один раз, когда он заболел ангиной.

Мэделин наблюдала, как деда вынесли на носилках и поместили в карету «скорой помощи». Доктор предложил ей подождать дома, так как в больнице ей все равно нечего было делать.

– Мы свяжемся с вами, – пообещал он.

– Вы думаете, он придет в сознание? – с надеждой спросила она.

– Будем надеяться.

Белая машина «скорой помощи» скрылась из виду, и Мэделин медленно пошла в свою комнату. События нескольких часов, последовавшие после ее прилета из Нью-Йорка, измотали ее эмоционально и физически. Она легла на кровать и выключила свет, однако уснуть было невозможно. В голове ярко вспыхивали картины прошедшего дня, не давая ей покоя. Больше всего она была поражена тем, что пережила в той комнате, внизу. Казалось, она ощутила там какую-то почти физическую угрозу. Но почему? Там было полно фотографий, которые не должны бы вызывать страх. Может быть, это была запоздалая реакция, связанная с шоком от того, что случилось с дедом, и ее сознание сыграло с ней такую шутку? Конечно, как художница, она тоньше, проникновеннее других чувствовала лица людей, особенно их глаза, и, возможно, само количество фотографий ее матери, смотрящей на нее со всех сторон, оказало на нее такое тягостное воздействие.

Мэделин снова зажгла свет, взяла книгу и начала читать, стараясь отвлечься от прежних мыслей и не давать простора воображению.

На следующее утро доктор сам приехал в Милтон-Мэнор, чтобы сообщить печальную новость Мэделин.

– Ваш дед скончался рано утром, – сказал он мягко. – Врачи сделали все, что могли, но у него оказался обширный инсульт.

Мэделин ощутила глубокую скорбь, хотя в глубине души ожидала, что новости будут плохие. Старик был слишком слаб, только глаза блестели лихорадочным огнем. И не потому ли он просил навестить его, что «время уходит»? Он чувствовал, что конец близок, и очень хотел повидать свою внучку.

– Спасибо за помощь, – сказала Мэделин.

– Сожалею, но я больше ничего не мог сделать.

Когда он ушел, Мэделин пошла на кухню, чтобы сообщить слугам о смерти сэра Джорджа. Хантер и весь домашний персонал встретили новость с мрачным видом, а Дженкинс вытирал слезы со своих обветренных щек.

– Я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря на смерть деда, о вас позаботятся. Желательно, чтобы вы оставались на своих местах вплоть до дальнейших распоряжений. Я извещу вас о том, что происходит, как только смогу, – сказала Мэделин, чтобы успокоить их. Возможно, сэр Джордж все оставил ей, а может быть, и нет. Как бы там ни было, Мэделин не хотела, чтобы слуги волновались по поводу своей зарплаты.