Я уже знал, что мне надо делать: искать самозванца и выяснять у него, что он плел со сцены. Немедленно! И не стоит дожидаться, когда Ирину выпишут из больницы. Нет худа без добра – ей там намного безопаснее.

Желание приступить к расследованию было очень велико, и я был готов тотчас сорваться с места и поехать в Евпаторию, в Севастополь, искать, спрашивать, вероломно внедряться в театры, гримерные и квартиры. Но все-таки проявил благоразумие. Надо было забежать домой, переодеться, взять документы и деньги. И про Ирину не следовало забывать.

В продуктовом магазине я набрал понемногу всяких деликатесов, которые, как мне казалось, должны понравиться моей подруге (у меня из головы вылетело, что Ирину наверняка посадят на жесточайшую диету!). Купил несколько ломтиков балыка, грудинки, баночку лососевой икры и, сам изнемогая от голода, присовокупил ко всему этому копченого цыпленка. Затем забежал в парфюмерию и там набрал массу разных принадлежностей для комфортной жизни в некомфортных условиях. В итоге получилось два увесистых пакета. И все-таки чего-то не хватало. Какой-то логической безделушки. Тут мой взгляд упал на палатку с исчерпывающим названием «Курортные товары». На веревочках болтались мягкие игрушки. Я долго прицеливался то к голубому ослику с большими смешными зубами, то к печальному волчонку в кожаной курточке и очках. Мне хотелось, чтобы игрушка напоминала Ирине меня.

– Вам кого – волка или осла? – заметив мой интерес, спросила продавщица.

– Волка, – ответил я. – Хотя нет, лучше осла… Или все-таки волка…

Не поймешь, на кого я похож больше. После утомительных размышлений мой выбор остановился на волке. В данный момент я все-таки в большей степени волк, чем осел. В нагрузку к печальному хищнику я купил серую полосатую кошку с зажмуренными глазками – вылитая Ирина на пляже.

Со всеми покупками я погрузился в такси и поехал в больницу. На проходной меня не пропустили, сказали, что сначала надо звонить в отделение. Я позвонил. Трубку подняла дежурная медсестра. Прежде чем мне ответить, она досказала кому-то кульминацию истории:

– …и вот только они улеглись, входит муж, и что самое интересное – он ничего не замечает… Погоди, секундочку. Алло! Восьмое отделение! Говорите!

Я ответил, что хочу навестить Ирину Гончарову.

– Когда поступила? Сегодня? Ждите!

Я слышал, как шуршат страницы журнала. Сквозь шум раздавались отдаленные голоса. Пауза затянулась. Я почувствовал, как мое сердце начинает ускорять свой ритм.

– Ну, что там? Девушка! – нетерпеливо крикнул я.

– Сейчас я соединю вас с заведующим отделением, – ответила дежурная, и в трубке тотчас запиликала мелодия. Минуту спустя мне ответил мужской голос: низкий, с паузами, должно быть, врач, разговаривая со мной, беспрестанно затягивался сигаретой.

– Ирина Гончарова? А вы, простите, кто ей будете?

– Сотрудник по работе.

– Сотрудник… Это вы вызывали «Скорую»?

– Да, я! Меня не пускают на проходной…

– Ирина Гончарова умерла, – оборвал меня врач.

Я не понял, что он сказал. Горло судорожно сжалось, и я захлебнулся собственным криком:

– Что?! Что вы сказали?!

Мне показалось, что перед моими глазами разорвалась граната. Оглушенный, я выпустил трубку из рук, огляделся по сторонам, не узнавая и не воспринимая предназначения окружающих меня предметов. Охранник проходной стучал пальцем в стекло, что-то говорил и махал руками, но я ничего не понимал. Мне не хватало воздуха, я рвал ворот майки. Узкий коридор давил на меня, как под прессом, и у меня звенело в ушах, и трещали кости, и от этого отвратительного звука я начинал сходить с ума… Я выронил пакеты, по бетонному полу покатилась зеленая баночка с икрой, похожая на шайбу, и вывалилась, задрав лапки кверху, серая кошка с зажмуренными глазками… Обхватив ладонями лицо, я кинулся на турникет, вырвал стопор, и крутящаяся рама, похожая на миксер, вышвырнула меня на территорию больницы. Я бежал словно в тумане, будто пытался догнать уходящую от меня справедливость и логику, которые никогда бы не примирились с тем, что я только что услышал… Лечебный корпус, фойе, опять крики за моей спиной… Кто-то требовал, чтобы я вернулся и надел белый халат. Я оттолкнул от себя мужчину в черной униформе, и он кубарем покатился по лестнице. Я перепрыгивал через ступени, перила жалобно скрипели, и эхо разносило этот скрип по этажам. Я кричал, я просил врачей подождать, подождать хотя бы минутку с окончательным решением, забрать свои слова обратно, я собирался упасть им в ноги и вымолить у них, чтобы они согласились сохранить Ирине жизнь.

Дверь в восьмое отделение была заперта, от моего удара замазанные известкой стеклышки задребезжали, как тарелки в посудном лотке. Я ударил еще раз, и хлипкий замок выскочил вместе с шурупами из двери. Вперед, в пропахший лекарствами, мрачный коридор, в котором люди ходят медленно, вдоль стеночки, бесшумно, напоминая призраки…

– Вы куда?! Остановитесь!! Молодой человек!!

Я не знал, куда я. Наверное, к ней, к Ирине, к той жизни, которая была только-только, к необыкновенной счастливой жизни с веселой и милой Ириной, со смешными покушениями на меня, со смешной стрельбой, со смешными, как мягкие игрушки, преступниками… К ней! Только к ней, убегающей от меня, ибо не было у меня другой жизни…

Кто-то крепко схватил меня за руку, ударил в грудь и толкнул на стену. Я увидел перед собой толстого, как борец сумо, врача в халате и шапочке бирюзового цвета.

– Возьмите себя в руки! – тяжким голосом, насыщенным одышкой, произнес врач. – Вы же мужчина!

– Она умерла? – спросил я.

– Да, – ответил врач равнодушно. – Умерла. Один раз это случится с каждым.

Он представлялся мне священником, только одетым как-то странно, для некоего особого, закрытого для простых смертных ритуала. И тут силы оставили меня. Я безнадежно отстал от той жизни. Она умчалась, поднимая придорожную пыль, увлекая опавшие листья, разбрызгивая лужи, с шумом, жаром, энергией, унося с собой музыку лета, запахи моря и нас с Ириной – глупых, самоуверенных, полагающих, что жизнь слишком длинна и всегда успеешь сделать самое главное…

Врач завел меня в кабинет.

– Спирта выпьешь?.. Только закусить нечем… Погоди, я воды тебе налью… Нет? Ну, как хочешь… Мы еще не получили окончательные результаты из лаборатории, но никакого сомнения нет, что пицца была обработана каким-то цианидом. Это соединение никогда не применяется в кулинарии, разве что при добыче золота или серебра. Так что технологическая ошибка или небрежность поваров исключается… Мы уже сообщили об этом в милицию…

Он взял из моих рук пустую мензурку, поставил ее в раковину.

– Я могу ее увидеть? – спросил я.

Врач помолчал, зачем-то сполоснул руки под краном, потом долго вытирал их вафельным полотенцем. Мы спустились по лестнице на первый этаж, безлюдный, глухой и темный. Врач шел впереди, широко размахивая руками, и полы бирюзового халата развевались, словно языки газового пламени. Остановился у двери с мутным стеклом, подождал меня, распахнул, но входить не стал, лишь посторонился, пропуская меня вперед. Я смотрел себе под ноги, когда переступал потертый, замутненный металлический порожек. «Это не она… Это будет не она!» – повторял я мысленно, оставляя себе последний шанс… нет, даже не шанс, а способность верить в криминальный абсурд, светопреставление, чудо, которыми так изобилуют детективные фильмы и книги…