простой — похитить женщину по этому адресу и привезти на свою точку за городом, больше ничего.

Это мелкая банда с Зенитки, чей основной доход — крышевать пару шалманов у себя в районе и барыжить травкой. Эти трое, кого мы захватили — сам пахан и два его боевика, главная ударная сила группы. Остальных оставили следить за порядком на точке. Они и не опасались, что что-то может пойти не так. Что может одна женщина против трёх мужиков?

— И кто их послал? — спросил я у Машукова. — Сказали?

— Да. Чекист. Кузьмичёв, его тот лысый знает.

Хреново. У бывшего помощника Ремезова было не особо много контактов среди бандитов, но он всё равно хотел задобрить Горбаня. Ну или послал тех, от кого не жалко избавиться, и не захотел рисковать, отправляя оперативников. Если что пойдёт не так, с него и спроса нет, бандитская разборка.

Жаль, было бы удобнее, если бы мы захватили кого-то из тех, кто устроил покушение на Ремезова, тогда бы потянули эту цепочку. Но раз ничего не прояснилось, будем разбираться дальше с бумагами. Найдём всё, что поможет наехать на этого Витю Батумского, и тогда ему придётся нам помогать.

Долго любезничать с бандитами мы не могли, время поджимало. Так что пришлось покидать квартиру, заперев её и оставив троицу бандитов крепко связанными в ванной с кляпами во рту, а то пока не закрыто дело на «Волковских», ещё и этих повесят на нас. Позвоню по пути Латыпову, чтобы он послал кого-нибудь надёжного забрать этих, пусть сам потом колет их на связь с Кузьмичёвым. Меня же больше беспокоил Горбань, которому Кузьмичёв мог передать про внучку, и то, как его опередить.

Только в три ночи мы прибыли в дачный посёлок к югу от Читы. Слава уже был с нами, мало ли, вдруг против нас отправят кого-нибудь посерьёзнее, и придётся отстреливаться. За городом будет уже не до разговоров, стрелять придётся на поражение.

Дачный посёлок зимой был необитаем. Да и судя по его плачевному состоянию, летом здесь тоже было не особо людно. Заборы давно поломались, редкие постройки разрушены. Юлия подробно описала нужную дачу, она была здесь в детстве. Правда, она не учитывала, что маленькая избушка совсем развалилась от старости за столько-то лет.

Двери в халупу не было, внутри только мусор, засохшая трава, ещё летом проросшая через сгнившие половицы, и старые часы с кукушкой, разломанные на две части. Хлам, будто здесь никого не было уже много лет. Но это маскировка, Револьд был здесь недавно. Слишком уж искусственно здесь лежит мусор такой кучей.

— Я проверю, — сказал Денис, заходя первым.

Я его пропустил, у бывшего капитана ВДВ больше боевого опыта, сможет найти растяжку. Но Револьд, похоже, и правда думал, что его внучка может приехать сюда без него, поэтому никаких ловушек не оставил.

Пришлось поискать, но мы нашли две относительно свежие доски в углу, недавно прибитые гвоздями, а отодрав их монтировкой, взятой из машины, нашли чёрный стальной ящик длиной около метра. Под ним ещё два таких же. Вот и тот самый архив ветерана КГБ? Похоже на то. Немало он накопил, но главное, чтобы это пригодилось.

Ящик был заперт, но замочек совсем слабый, какими запирали почтовые ящики. Машуков проверил, что и там нет никаких проводков, и мы его сломали той же монтировкой.

Я заглянул внутрь. Слава полез с другой стороны мне посветить и чихнул.

— Ну и бумаг тут, — он потёр нос.

Да, ящик был доверху набит картонными папками с делами. Остальные два ящика тоже, но там на бумагах очень толстый слой пыли, будто Револьд не вскрывал его с советских времён. А вот верхний выглядел так, будто кто-то недавно перебирал все эти стопки.

На каждой папке аккуратные надписи твёрдым почерком с именами и фамилиями, каждое дело пронумеровано. Я вскрыл одну из самых свежих, на которой было написано «Сергей Воронов. Пр. Ворон».

Внутри чёрно-белое фото мужчины в телогрейке с таким большим носом, что он походил на молодого Бен Ладена. Но бумаг мало, только копия судебного протокола, справка об освобождении, и всё. То ли и было мало, то ли кто-то это всё вытащил.

Но этого мужика я знал, правда, он уже давно покойный.

— Это же Ворон с пивзавода, — шепнул Слава, светя мне фонариком из-за плеча. — Только молодой здесь ещё, и ничего тут нет. Хотя какая разница? Он же в прошлом году сдох, его Череп привалил.

Я взял следующую папку. Борис Кобылкин, прозвище Бармалей. Ничего мне это не сказало, но папка внушительная. На фото был изображён толстомордый мужик с маленьким носом и сломанными борцовскими ушами. Этого я не знал, но сейчас он должен быть старше.

— Бармалей и сорок разбойников, — Слава усмехнулся.

— Али-баба и сорок разбойников, — поправил я.

— Блин, точно! Только Ковалю не говори, засмеёт.

Вот и ещё папка, без пыли, будто её листали совсем недавно, и тесёмки развязаны. Ага, уже лучше. «Эдуард Волгин. Пр. Эдик», на фото ещё молодой.

В ней бумаги есть, так что её я и отложил. Полистаю потом, узнаю, что там есть на Эдика, пригодится всё.

А вот, то, что я искал. «Виктор Маградзе. Пр. Витя Батумский». на фото ему будто лет шестнадцать, но взгляд узнаваемый. Тот самый человек, с которым я разговаривал в ресторане.

Тесёмки на папке завязаны так плотно, что пришлось их разрезать. Пыльные бумаги едва не рассыпались, толстую пачку не подшили, а просто вложили в дело.

Я взял один лист, написанный от руки, и вчитался в твёрдый почерк, такой же, каким были сделаны надписи на обложках. Неужели… Да, оно. То, что нужно.

Это не просто бомба, это даже сильнее. Это его уничтожит, если он не захочет нам помогать.

Эти протоколы я покажу Латыпову, а вот остальной архив старого Револьда заберу себе. Никогда не знаешь, когда такое может пригодиться.

— Вот ты и попался, Витя Батумский, — сказал я, складывая листы в папку. — Теперь ты расскажешь всё. Погнали парни. Он наш.

Глава 7

Я отложил папки с делами Вити Батумского и Эдика отдельно, а остальное мы перетащили в просторный багажник Паджеро, все три металлических ящика с компроматом. Пусть большинство из тех, кто упомянут в бумагах, давно мертвы, я был уверен, что много чего найду и на живых.

— Это всё в ФСБ увозить?