– Даже Джек Коуэн верит лишь в часть этой истории. Единственное, в чем он не сомневается, так это в том, что кто-то убил Арона Эшколя и всю его семью и что я говорил правду, когда утверждал, что в гибели моего племянника, его жены и детей каким-то непонятным ему образом замешаны оберст и агенты ФБР.

Натали как подкошенная рухнула на стул. Лицо ее побледнело.

– О господи, Сол, а что же случилось с дочерьми Вардена? С теми двумя девочками, о которых сообщал Джек Коуэн?

– Этого Джеку выяснить не удалось. – Сол захлопнул папку. – Никаких признаков траура, никаких сообщений о смерти ни в Филадельфии, ни в Чарлстоне. Возможно, их отослали к близким родственникам, но у Джека нет способа выяснить это, не засвечиваясь. Если они все обслуживают Мелани Фуллер, то вполне возможно, что старуха устала от такого количества детей и устранила двоих из них.

У Натали даже губы затряслись от ярости.

– Эта тварь должна умереть, – прошептала она.

– Да, – согласился Сол. – Я уверен, что мы выяснили ее местонахождение.

– Наверняка, хотя сама мысль о том, что у нее до сих пор развязаны руки…

– Мы их остановим, – заверил ее Сол, – всех. Но для этого мы должны действовать по плану. Роб Джентри погиб по моей вине. По моей вине погиб Арон и его семья. Я считал, что, если мы незаметно приблизимся к этим людям, нам не будет грозить опасность. Но Джентри был прав, называя это ловлей ядовитых змей с закрытыми глазами. – Он подвинул к себе другую папку и провел по ней пальцами. – Если мы возвращаемся в эту трясину, Натали, мы должны стать охотниками и не дожидаться безучастно, когда эти чудовища первыми нанесут удар.

– Ты ее не видел, – прошептала Натали. – Она… она не человек. А главное – я упустила возможность, Сол. Она отвлеклась, и в течение нескольких секунд я держала в руках заряженный револьвер, но выстрелила не в того, в кого нужно. Роба убил не Винсент, а она. Я просто сразу не сообразила.

Сол крепко сжал ее руку повыше локтя:

– Не нужно, Натали. В этом гнезде Мелани Фуллер – лишь одна из гадюк. Даже если бы ты ее уничтожила, остальные остались бы невредимыми. И их количество не изменилось бы, если считать, что Чарлза Колбена убила именно Фуллер.

– Но если бы я…

– Хватит, – решительно оборвал ее Сол, ласково потрепав по волосам. – Ты очень устала, Натали. Завтра, если захочешь, я возьму тебя с собой в Лохам-Хагетаот.

– Да, – согласилась она, – я бы хотела поехать. – И чуть склонила голову, когда Сол поцеловал ее в макушку.

Несколько позже, когда Натали уже легла, Сол раскрыл тонкую папку, на которой было написано «Тони Хэрод», и в течение некоторого времени изучал досье. Затем он отложил в сторону и ее. Открыв дверь, Сол прислонился к косяку, глубоко вдыхая дивный ночной воздух. Высоко в небе плыла луна, заливая серебром склоны холмов и отдаленные дюны. Дом Давида Эшколя покоился во мраке на вершине холма. С запада долетал аромат апельсинов, слышался тихий шепот далекого моря.

Постояв несколько минут, Сол закрыл дверь, задвинул засовы, проверил окна и вернулся в свою комнату. Затем взял первую папку, которую ему прислал Визенталь. Поверх стопки обычных формуляров, заполненных четкими стенографическими значками Вермахта, была прикреплена фотография еврейской девушки лет восемнадцати, со впалыми щеками, черными, повязанными шарфом волосами и огромными темными глазами. Несколько минут он смотрел на фотографию, гадая, о чем думала эта девушка, когда глядела в объектив нацистской камеры. Как и где умерла она, кто оплакал ее? Сможет ли он найти в ее досье ответы на эти вопросы? По меньшей мере ему нужны были скупые факты: когда ее арестовали за величайшее преступление против арийцев – ведь она еврейка, когда была переведена в лагерь, как закончилась ее короткая юная жизнь, а с нею все надежды, мечты, симпатии… Неужто так и рассеялись, как горстка пепла на холодном ветру? Сол вздохнул и приступил к чтению.

На следующий день они встали рано, и Сол приготовил один из тех обильных завтраков, которые, по его словам, являлись традиционными для Израиля. Солнце едва поднялось над холмами, когда они забросили на заднее сиденье почтенного «лендровера» рюкзак и направились по прибрежному шоссе к северу. Минут через сорок показался порт Хайфы. Город раскинулся у подножия горы Кармил.

– «Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур», – процитировал Сол, перекрывая шум ветра.

– Красиво, – откликнулась Натали. – «Песнь Соломона»?

– «Песнь Песней», – поправил Сол.

Ближе к северному берегу залива начали попадаться указатели с названием Акко в двух вариантах переводов – «Поместье» и «Поместье святого Иоанна». Натали посмотрела на запад, на обнесенный белыми стенами город, купавшийся в щедром утреннем свете. День снова обещал быть жарким.

Из Акко вела узкая дорога к кибуцу, где сонный охранник, взмахнув рукой, подал Солу знак проезжать.

Они миновали зеленеющие поля, комплекс зданий кибуца и остановились у большого блочного дома с вывеской на иврите и английском: «Лохам-Хагетаот – гетто Дом борца», ниже были указаны часы работы. Навстречу им вышел невысокий мужчина, на его правой руке не хватало трех пальцев. Он вступил с Ласки в оживленную беседу на иврите. Сол протянул ему несколько монет, и тот двинулся вперед, указывая им дорогу, улыбаясь и повторяя Натали «шалом».

Они вошли в центральный зал и двинулись мимо застекленных витрин с журналами, рукописями и другими реликвиями обреченного на гибель восстания варшавского гетто. Висевшие на стенах фотографии безмолвно и наглядно повествовали о жизни в гетто и тех нацистских зверствах, которые уничтожили эту жизнь.

– Это не похоже на Яд-Вашем, – заметила Натали. – Здесь нет такого гнетущего ощущения. Может, из-за того, что здесь потолки выше.

Сол пододвинул низкую скамейку и уселся на нее, скрестив ноги. Слева от себя он положил целую кипу папок, а справа – стробоскоп на батарейках.

– Лохам-Хагетаот скорее посвящен идее сопротивления, чем воспоминаниям о геноциде, – ответил он.

Натали остановилась перед снимком с изображением большого семейства, выгружающегося из теплушки, – их пожитки были свалены на земле рядом. Она резко повернулась к Солу:

– Ты можешь загипнотизировать меня? Он поправил очки.

– Могу. Но это займет много времени. А зачем? Натали пожала плечами:

– Мне хочется узнать, какие ощущения у загипнотизированного… Ведь это не составит для тебя никакого труда.

– Многолетняя практика, – откликнулся Сол. – В течение многих лет я использовал нечто вроде самогипноза, чтобы справляться с мигренями.

Натали взяла папку и, открыв ее, взглянула на фотографию молодой женщины.

– Неужели ты действительно сможешь вместить все это в свое подсознание?

– Существуют разные уровни подсознания. – Он потер щеку. – На одних я просто пытаюсь восстановить уже имеющиеся там воспоминания… путем, если можно так выразиться, разблокирования памяти. А с другой стороны, я пытаюсь настолько раскрепоститься, чтобы ощутить происшедшее с людьми, которые имели подобный опыт.