— Да?

— Мальчик мой, — раздается в трубке голос Хелен. — Трахаешь кого — то?

— Нет, — усмехаюсь в ответ. — Только представлял, как именно буду.

— Тем лучше, — в ее голосе звучит небольшая тревожность. И я слишком долго знаю своего агента, чтобы просто проигнорировать. — Оставь свои фантазии. И постарайся не высовывать своего дружка лишний раз. Эта сучка решила сменить политику, и они готовят интервью для Style Star, где Томпсон будет изображать жертву твоих измен. Будет лучше, если на время ты станешь играть роль страдающего одиночки, охреневающего от ее лжи.

Блядь…

— Но Зоуи рассталась со мной без всяких скандалов…

— Никаких девушек, Райан! — отрезает Хелен. — Во всяком случае сейчас. Папарацци начнут охоту на тебя сразу, как только выйдет статья. А я видела ее отрывки — ты там далеко не романтический герой, а вполне себе кобель, трахающий всё на своем пути. Поэтому играем роль переживающего страдальца, чтобы эта сука на твоем фоне выглядела лживой сукой! — два раза слова сука в одном предложении — знак нешуточной злости моего агента.

— А что, если мне дать ответное интервью, опровергнув «всё на своем пути», и добавить, что формат выборки иногда присутствует.

— Райан, — смеется она в трубку, — За это я тебя и люблю, больше остальных своих истеричных деток. Ты никогда не теряешь позитивный настрой и внешне остаешься спокойным. Но, я все же скажу, не переживай. Мы справимся. Только давай перенесем нашу встречу и увидимся в эти выходные, идет?

— Хочешь, чтобы я заранее подписал контракт на следующий сезон? Пока не возникло никаких незапланированных случаев?

— И к тому же в тебе не только мордашка, но и смекалка, дорогой. Но, не только поэтому. Так что, в Сан Антуане на выходных? Приедешь ради меня?

— Ради тебя, хоть на край света.

— Ты же понимаешь, что я тебя записываю и в случае чего буду шантажировать? — смеется она.

— Уверен в этом.

Хлоя

Сегодняшняя репетиция дается мне с трудом. Изначально, театральный кружок просто одобрил мою пьесу и захотел ее поставить. Даже речи о моем участии в качестве режиссера не было, но, кажется, Лизи приложила к этому свою руку, о чем не стеснялись говорить злые языки, зато теперь я занимала пост второго режиссера-постановщика и, если мисс Ирма Дюкре вначале ко мне относилась скептически, то сейчас могла и сама, время от времени, спросить мое мнение относительно того или иного действия. В такие минуты я ловила на себе взгляд Лизи, отчетливо сигнализирующий «видишь, видишь?».

Когда же мы оказывались вдвоем, она довольно изрекала:

— Эта старая вампиресса поняла, какое ты сокровище, и уже не кривит свой перетянутый рот.

Вампирессой мисс Дюкре называли за ее вечно выбеленное лицо и любовь к раритетным платьям, в которых она появлялась в любое время, независимо от времени года. Как она в них ходит в жару, оставалось загадкой. Лизи серьезно предполагала, что «раз она вампир, то ее температура тела вполне это позволяет и нечему удивляться».

— Она же не плохая, просто…

— Просто все творческие люди с придурью, я помню, да. — улыбалась подруга.

— Хорошо, что ты смогла уговорить Джорджа. — повернулась ко мне Дюкре на середине репетиции. — Мне кажется, у него с Элизабет больше химии, чем было у Тернера.

— Да-а, — мямлю. На самом деле, это первая репетиция, которая не вводит меня в состояние транса, когда весь внешний мир перестает существовать и остаюсь только я и актеры на сцене. Мне всегда кажется, что сама я недостаточно хорошо могу играть, но вот чувствовать чужое перевоплощение получается на подсознательном уровне. Нет желания хвастаться или превозносить как-то себя, ведь пока ничего в жизни не добилась, но ловить любую малейшую фальшь или неверно понятую интонацию получается легко и продемонстрировать исполнителям, какие именно чувства и смысл необходимо вкладывать, для меня не составляет труда. Вначале я свои наблюдения мисс Дюкре преподносила дозированно и избирательно, боясь показаться наглой и самоуверенной. Но с каждым разом она стала все больше прислушиваться ко мне и именно я все чаще выходила на сцену передать, что и как. И где заламывать руки вовсе не обязательно.

Но сегодня все иначе. И я корю себя за это, будучи слабой побороть свои мысли и перестать прокручивать в голове разговоры за завтраком. Не сомневаюсь, все сказанное Лизи для моего блага. Но зачем приплетать Джорджа? Зачем говорить о моей неуверенности в себе, да к тому же просить самого Райана Лива давать мне уроки… На мой взгляд, довольно странные. Что за методика вселения уверенности при изображении влюбленности? Внутри все вспыхивает, когда вспоминаю его улыбку и слова «в стенах этого дома ты влюблена в меня и соблазнять ты должна исключительно меня».

Лизи получила весь поток моего негодования, пока мы ехали в машине на репетицию. Что еще за идея с соблазнительницей? Меня вполне устраивает мое поведение. Да я сама мисс раскованность и уверенность в себе!

— Неужели? — скептически кидает на меня взгляд подруга. — А кто однажды пару лет назад на Хэллоуин сидела надувшись и говорила, что мечтает быть королевой соблазна, чтобы Даг Лоуренс сломал себе шею.

Вот что у нее за память… Я уже давно забыла этот позорный эпизод своей биографии. Точнее, запихнула его в никому не нужные файлы для уничтожения.

В старших классах мне нравился Даг, он производил впечатление благородного рыцаря и носил очки, которые придавали лицу сексуальную серьезность. Лизи не разделяла моих взглядов, описывая его, как «заурядного, готового трахнуть, что полегче и само подвернётся. А очки у него убогие, Хлоя! И улыбается он тебе из — за твоей помощи ему с математикой. Помогать тебе его завоевывать не буду, он тебя не стоит.».

Но все же на вечеринку к Дафне Миллиган, куда собирались почти все наши одноклассники, Лизи меня подготовила. У меня не было природного дара обращения с макияжем и плойкой, а вот подруга умела все. В тот вечер она надела шелковый комбинезон и подняла волосы в высокий хвост, меня же облачила в короткое голубое платье с открытой спиной и уложила волосы локонами на бок.

— Хлоя, ты бомба! Только хватит тянуть юбку вниз! И учти, я тебе разрешаю только соблазнить Дага, без физического контакта!