— Меня зовут шериф Бригс. Это — мой город. У нас тут спокойно. Есть проблемы, но убийств уже лет пять как не было. Если б один подросток не покончил тут с собой, мы бы вообще бумаг не писали. Вот так оно, по-моему, и должно быть. Чуть кто из вас за черту ступит, чуть у меня из-за вас голова заболит, вы — в прошлом. Поняли?

Я кивнула, а Пако ответил:

— Да, сэр.

— Мы заключили хорошую сделку, и она будет только лучше, если будем играть по-честному. Это не секрет: есть мнение, что Фэрвью — жемчужина Скалистых гор. Если к нам сюда поедут сайентологи, вместе мы заработаем кучу денег. Так что нам тут не нужны люди, от которых могут быть неприятности.

— Понятно, señor.

Шериф повернулся к заместителям.

— Хорошенько запомните их, ребята, — приказал он. — Чтобы лица перед глазами стояли. Чтобы безо всяких шпаргалок сразу могли определить, кто у нас тут на поле свой, кто чужой.

Заместители пристально нас рассматривали. Крофорд мне подмигнул.

Да. Смотри твердо. Понимаешь, что сейчас видишь? Спроси своего начальника, он видел то же самое.

— Внимательно смотрели, ребята? — осведомился шериф.

Все кивнули.

— Хорошо, тогда за работу.

Полицейские расходятся. Бригс улыбается, но сразу мрачнеет, заметив рядом с мусорным бачком ничего не подозревающий картонный стаканчик с эмблемой «Старбакс». Шериф наклоняется, поднимает его с безупречно чистого пола, выложенного керамической плиткой, сминает в кулаке, швыряет в бачок и качает головой.

— Ах да, последний штрих, — спохватывается он, фотографирует нас цифровой камерой и выводит на улицу к «кадиллаку». Солнце успело уйти за горы. Я замечаю, что уличные фонари на Пёрл-стрит, как и в старой Гаване, украшены кованым железом. Здесь они новехонькие, под старину.

— Как вам мое управление? — спрашивает Бригс.

— Очень красиво у вас.

— Я им горжусь. Специальные облигации выпустили, чтобы его построить. Надеюсь, внутри вы больше не окажетесь.

— Si, señor.

Едем обратно по Пёрл-стрит. «Гермес», «Брукс Бразерс», «Кальвин Кляйн», опять «Версаче». Постоянно работающий центр сайентологии, рядом стоит гольф-карт. Маленькие собачки, несколько мужчин, но на улице по-прежнему в основном женщины. Женщины-жерди, женщины-ершики. Женщины с огромными головами на худых телах. В Гаване я приняла бы их за проституток-трансвеститов. Но в Фэрвью это суперблондинки и жены с деньгами, достающиеся мужу как трофей. Там и сям видны темнокожие мужчины, опорожняющие мусорные бачки или очень молодые девушки, явно иностранки, с детскими колясками. Вот темнокожий мужчина выходит на проезжую часть, ступает в водосточный желоб, уступая дорогу белым высоким дамам, — они идут, не сворачивая, разговаривают по сотовым телефонам. Куба — не рай для представителей расовых меньшинств, в коммунистической партии всего один процент чернокожих, тогда как в тюрьмах — восемьдесят, но при всем при этом я никогда ничего подобного не видела.

От этого настроение у меня улучшается.

Улучшается, потому что мне понадобится злоба, чтобы воплотить в жизнь задуманное.

— Так, дел много, следующая остановка гора Потная Спина,[6]— сообщает Бригс.

«Кадиллак» поворачивает у светофора налево. Едем от центра города минут пять. Деревьев становится больше, дорога сужается. Останавливаемся у двухэтажного здания цвета дерьма недалеко от крупной автострады. Огромный мужчина с косматой седеющей шевелюрой и черной бородой машет шерифу рукой. Машина въезжает на стоянку. Бригс включает в машине два противоугонных устройства, в это время бородатый плюхается на переднее пассажирское сиденье.

— Поезжай, — говорит он.

— Что?

— Поезжай, да побыстрее!

— В чем дело? — спрашивает шериф.

— СИН.

— Облава Службы иммиграции? Господи!

— Да уж, хорошо еще, что они сейчас пожаловали. Все на работе.

— Тебя предупредили?

— Нет, черт возьми! Просто повезло. Ты радио слушал? В Денвере облавы, в Вейле, Боулдере, Ороре и Спрингсе.

Бригс быстро выезжает со стоянки и сворачивает на шоссе.

— Куда? — спрашивает он.

— Да все равно, главное — отсюда. Они скоро уберутся. Двое из СИН и парочка из ФБР в поддержку. Уроды! Забрали трех моих девочек и парнишку из Кабо. Бог даст, на стройку не поедут.

Бригс кивает на нас:

— У меня как раз для тебя двое на замену, Эстебан.

Так это Эстебан! По данным Рики, родители — мексиканцы, но родился здесь. Получил университетское образование. Крупный мужчина, но спортивный. Играет в соккер в денверской мексиканской лиге и даже в регби — жестокая игра, о которой у меня очень смутные представления.

Эстебан оборачивается к нам.

— Что-то я не пойму… А где остальные? — говорит он на чистом английском без всякого акцента.

— Я взял этих, остальные на вид неважные, — отвечает шериф.

— Да ты спятил, что ль? У нас людей не хватает, каждая пара рук дорога. Должны были пятерых привезти. Мне они все нужны.

— Я же сказал, мне не понравился их вид.

— Тебе не понравился… Твою мать, Бригс, Служба иммиграции похватала у меня бог знает сколько народу, а ты…

Но Бригс, не дав ему договорить, достает из кармана пистолет 9-го калибра.

Целиться в Эстебана нет никакой необходимости. Достаточно просто достать пушку. Мне видна щека Бригса, он покраснел от гнева и едва в состоянии говорить.

— Слушай меня, урод мексиканский. Это — мой город. Ты здесь — с моего согласия. В любой момент, стоит мне захотеть, могу устроить так, что исчезнешь, на хрен. Не смей так со мной разговаривать. Никогда. Ты меня понял, сучий потрох?

— Я — американец, Бригс. Я — такой же гражданин, как и ты, и ты не можешь…

— Могу все, твою мать, что мне захочется! — Вены на шее надулись и пульсируют. Костяшки пальцев — совсем белые.

Эстебан смотрит на шерифа, на пистолет, но не уступает. Мне приходит в голову: либо подобное у них уже случалось и прежде, либо Эстебан — крепкий орешек. Так, говоришь, убийств уже пять лет не было? Интересно, а убитые мексиканцы считаются?

Наконец Эстебан улыбается:

— Хочешь, чтобы я извинился? Ради бога. Приношу извинения. Мы же друзья. Работаем вместе. — Он выдавливает смешок. — Ох, шериф, ну для чего все так драматизировать?

Удовлетворенный Бригс убирает пистолет в карман пальто и цедит:

— Хорошо. А теперь посмотри, что я тебе добыл на аукционе.