— Добрый день, мистер Густавсен, — сказала она.

— И вам, леди Розамунда. Как прошло утро?

— Спасибо, хорошо. К счастью для меня, Мэри Хауард уронила ожерелье королевы и получила все, а мне не досталось.

Она тут же закрыла себе рот рукой, оттого что осмелилась пошутить насчет нрава королевы, но Энтон рассмеялся.

— Может, у вас каждый день проходит так удачно?

Розамунда грустно улыбнулась:

— Нет. Мы получаем все по очереди.

— Вы больше не встречались с тем мерзавцем в маске? — озабоченно спросил он.

— Нет, слава богу! — Розамунду бросало в дрожь от одного воспоминания о лорде Мисруле, как от внезапного порыва пронизывающего ветра. — Я не видела ничего подозрительного, хотя, боюсь, не такая наблюдательная, какой надо быть при дворе.

— Да, нам всем надо быть бдительными, — сказал Энтон. — Хотя, кажется, его величество ничто не беспокоит. — Он жестом показал во главу процессии, где королева чем-то поддразнивала лорда Лестера. Она наклонялась в его сторону и заразительно смеялась, а он через силу улыбался.

— Лорд Бергли настаивал, чтобы ее величество сократила программу рождественских праздников, — сказала Розамунда, — но она отказалась.

— Возможно, королева поступает мудро. Те, кто строит в тени заговоры, преуспевают на страхе и разрушении.

— Значит, чтобы победить все злодейство, мы должны смеяться и веселиться. Это я могу.

Энтон засмеялся:

— Надеюсь, так будет всегда, леди Розамунда. Даже зимний день становится ярче, когда вы улыбаетесь.

Розамунда прикусила губу, до смешного довольная его комплиментом.

— Я еще больше буду улыбаться, если мы выиграем пари. Мы будем завтра учиться танцевать?

— У меня есть идея лучше. Нам надо пойти кататься.

— Кататься?! Уже?! — Розамунда даже испугалась. Она помнила, что по условиям пари ей придется привязать к ногам коньки и выползти на лед. Но не сейчас же!

— Лучшего времени не будет, — сказал он. — Кое-кто из нас идет завтра на пруд. Если бы вы смогли присоединиться к нам, когда не понадобитесь королеве?

Кое-кто? Розамунда вспомнила, как она увидела его в первый раз на пруду и как тогда держала его за руку леди Эссекс. А еще были дамы в саду, и опять леди Эссекс, вчера, когда он бесцеремонно оставил ее одну. Что, они тоже все пойдут на пруд?!

— Я уверен, что с нами будет и ваша подруга, мисс Перси, — продолжил он, будто угадав ее сомнения. — Можно отвлечься от двора. А я буду осторожным учителем. Обещаю, я не дам вам упасть.

Перспектива отдохнуть от двора хотя бы на время, пусть на пару часов, была более чем заманчивой! У нее не было времени спокойно подумать, да и эта охотничья экскурсия разожгла ее аппетит. Не то чтобы она крепко задумалась, если пригласил Энтон. Рядом с ним все рациональное из нее улетучивалось. Она вела себя точно так же, как одурманенные страстью придворные, которые закончили в Тауэре, хотя и не хотела быть одной из них. Но какие могут быть неприятности, если идет большая компания.

— Хорошо, — ответила она. — У королевы во второй половине дня Тайный совет, и она в нас не нуждается.

Они ехали по сельской аллее, и между ними установилось молчание взаимного понимания. Грязь и шум города остались позади. Полная взаимная гармония.

— Я должен попросить у вас прощения, леди Розамунда, за свое поведение на уроке танца, — медленно сказал он. — Вы, должно быть, подумали, что у меня дурные манеры?

— Возможно, в Стокгольме другие манеры? Он тоже криво усмехнулся:

— Мы, шведы, грубее, я полагаю, но, надеюсь, не настолько, чтобы быть неучтивыми.

— Я думаю, никто не должен извиняться за недостаток учтивости, мистер Густавсен, — ответила она. Разве что Сесилия Саттон?! Но Розамунда еще не смогла проникнуть в природу их фамильной ссоры. Это еще одна грань Энтона, нечто такое, что влекло ее к нему, не считая всего другого.

Ворота дворца в Гринвиче были распахнуты для них, когда они повернули в новую аллею. Они поскакали в придворный Большой парк. Волнистые холмы и склоны, несомненно, зеленые и красивые летом, были бурыми и черными, с белыми прожилками снега. Голые деревья стояли как скелеты с ледышечками на кончиках ветвей.

Но Розамунда не обращала внимания на голый ландшафт. Острое ощущение холода и свежего воздуха, чистые деревенские запахи и открытый простор были изумительными после долгих дней, проведенных в помещениях. Только сейчас она осознала, как много потеряла: свободу открытых полей. Лошадь ее становилась на дыбы, неугомонная, как и наездница, рвущаяся побегать. Розамунда крепко держала поводья, осаживая лошадь, пока они подъезжали к коттеджу главного егеря. Королевский дворецкий должен был приветствовать королеву, выпустив лису; собак королевы тогда тут же спускают, и они бросаются в погоню.

Розамунда посмотрела на Энтона, и он снова улыбнулся ей. На его лице, взволнованном и энергичном, она увидела такое же возбуждение от этого дня, какое охватило ее. Он тоже был мятежным созданием, наконец-то вырвавшимся за ограничения двора.

Лису, наконец, выпустили, и она помчалась по полю красно-коричневым пятном; королева и Лестер поскакали за ней. Все остальные пустились галопом вслед, разворачиваясь веером, чтобы охватить все пространство полей и лесов. Лошади цокали копытами, не менее возбужденные, чем седоки, оттого что их выпустили на волю. Розамунда смеялась, пришпоривая свою лошадь.

— А я обгоню вас! — крикнула она Энтону.

Он тоже смеялся; его лошадь догоняла ее. Они проскочили через мелкий овражек, и Розамунда почувствовала, будто она летит. Они обогнули угол лесополосы и полетели вниз по склону. Розамунда сжала ногами круп лошади, разворачивая ее; Энтон рядом. Лошадь понесла ее в глубь леса, легко перескакивая через поваленные деревья и ямы, огибая трудные места, возбужденная возможностью порезвиться. Розамунда смеялась, разгоряченная бешеной скачкой, свободная от душных комнат дворца, от тревог и мелочных забот. Может, излишне взбудораженная, потому что не заметила низкий сук впереди. Она поднырнула, но немного запоздала, и сук зацепил шляпу, сбросив ее с головы. Розамунда осадила лошадь, склонилась набок. Он подскакал к ней, его шляпу тоже сбило, густые черные волосы упали на лоб.

— Розамунда, вы поранились?

Она тряхнула головой, почти не в силах отдышаться, чтобы говорить:

— Боюсь, что поранена моя гордость.

Он спешился, потянулся к ней, взял за талию, вынул ее из седла и поставил возле себя. Она склонилась ему на плечо, чтобы отдышаться. Она слышала стук его сердца, и он приятно пах кожей, мылом, снегом и… просто потом. Она положила руки ему на плечи, прижимая к себе. Он казался неотъемлемой частью этого дня, частью свободы и возбуждения, дикой зимней красоты природы.

— Уверена, королева никогда не теряет своих шляп, — пробормотала Розамунда.