class="p1">Надо отметить, что при подготовке этого номера Наташа Васильева выпросила у родственников печатную машинку (не зарегистрированную в КГБ по причине её древности) и героически напечатала на ней все материалы, вклеивая внутрь снимки с подпольных сейшенов.

«Боря приставал ко всем с просьбой писать статьи для «Рокси», — утверждал Марат. — Однажды Оля Липовская поддалась на его уговоры и сочинила что-то критическое. Гребенщиков жестоко охаял её труд, заявив, что такое можно напечатать только в газете «Правда». Моя тогдашняя жена сильно обиделась и даже подумывала не принимать его больше... Мне же Борис впоследствии передавал записи, сопровождавшиеся просьбой написать рецензии. Мой основной обзор назывался «Дерьмо» и, конечно же, для «Рокси» не подходил, но ужасно понравился Серёже Курёхину».

К сожалению, продлились эти литературные игрища недолго. Вскоре домой к Наташе Васильевой пришли сотрудники госбезопасности и отобрали печатную машинку. А 17 ноября 1977 года в местном управлении КГБ был составлен протокол обыска, после которого выход журнала был приостановлен.

«Рокси» возобновил свою деятельность лишь весной 1978 года. Причём издание готовилось в другом месте, изменённым составом и с новой печатной машинкой, которую где-то надыбал вернувшийся из армии Файнштейн. А единственным человеком, который продолжил участие в этой просветительской деятельности, оказался Борис Гребенщиков.

* * *

Осенью на квартире у Гаккеля начались репетиции нового проекта под названием «Вокально-инструментальная группировка имени Чака Берри», который специализировался на исполнении танцевальных хитов вроде Sweet Little Sixteen и Blue Suede Shoes. Свой первый концерт команда сыграла в здании какого-то мутного «гидропредприятия». В канун 1978 года музыканты выступали в усечённом составе — без Дюши и Фагота, которых осенью забрали в армию. Делать концерты «Аквариума» в неполном составе Гребенщиков тогда не желал и поэтому изгалялся в рамках побочных проектов.

В паузах между танцевальными номерами «группировка» исполнила композиции «Аквариума»: «Мозговые рыбаки», «Мужской блюз» и что-то ещё. В финале концерта вошедший в раж Майк в сопровождении Гребенщикова, Гаккеля, Фана и барабанщика Жени Губермана выдал медитативную версию битловского Drive My Car и заводной стандарт Roll Over Beethoven.

«Мы представляли собой весьма нестройный и неритмичный оркестр, — признавался Гаккель. — И хотя всё это выглядело немного нелепо, нам всегда было весело. Репетиции подобных выступлений часто проходили у меня дома: выстраивалась программа из любимых песен, которые все давно знают, и предполагалось, что этого достаточно для того, чтобы их играть. Но на самом-то деле это был настоящий панк-рок, когда весьма сложные песни наших любимых групп упрощались до трёх аккордов и игрались простым чёсом».

Следующее выступление ансамбля состоялось на примате ЛГУ, где недавно учился Гребенщиков. Того, что случилось там, я не видел, но Науменко называл это позднее «актом перфектного раздолбайства».

«Борис и Майк смотрелись вызывающе, — сообщал читателям реанимированный журнал «Рокси». — Последний пребывал в образе андрогина: общий экстерьер плюс накрашенные глаза в сочетании с синей психоделической робой придавали Науменко несомненный шарм. А Гребенщиков, наоборот, был силён и огромен, и были у него рваные джинсы и жёлтые носки, что давало повод думать о возвращении незабвенных 67–69 годов».

Слушатели-студенты оцепенели, наблюдая за дерзким поведением «икон нового стиля». В самый разгар оргии в аудиторию заглянул ректор и поинтересовался у орущих музыкантов: «Извините, я вам не мешаю?»

После того как «Аквариум» выперли с примата, Гребенщиков инициировал фестиваль акустического рока, который состоялся прямо на поляне, в трёхстах метрах от здания родного факультета.

«Атмосфера была волшебная, — вспоминала спустя много лет Оля Липовская. — С одной стороны — центр Питера и дикое место прямо за Смольным, где сложно было представить, что за этими стенами шумит город. А с другой стороны — светит солнышко, река Нева, все друг друга знают, расслабленно сидят на травке и слушают музыку».

Первым выступал «Аквариум», а в качестве гитариста им подыгрывал Миша Науменко. В финале музыканты исполнили хитовый «Блюз НТР» и новую композицию про летающую тарелку. Перед тем как начать играть, Боб внезапно спросил у Майка: «Посмотри, не летит ещё?» Майк задрал голову к небу, повертел ею туда-сюда и задумчиво ответил: «Не, пока не видать». Вокалист «Аквариума» взял первый аккорд и уверенным голосом заявил: «Я думаю, скоро уже прилетит». И все вокруг понимающе закивали.

Затем Гребенщиков анонсировал выход Майка. Будущий создатель «Зоопарка» с нарочитой небрежностью ударил по струнам и, издав сатанинский рык, начал петь про плотские утехи и «трах-трах-трах в твоих глазах». Можно предположить, что на фоне медитативного «Аквариума» это сексистское выступление стало для многих неожиданностью и культурным шоком.

А уже через пару недель Борис и Майк замахнулись на совместную запись — с продуманной драматургией, аранжировками и оригинальным оформлением. Назвать альбом они решили вполне в духе времени: «Все братья — сёстры».

«Мы с Борей тогда много шлялись по городу, ничего не делали и валяли дурака, — признавался Майк. — Гребенщиков недавно женился, у него Наташа лежала в роддоме, и делать было совершенно нечего. И как-то раз Боря предложил: «Давай запишем альбом: половина твоих вещей, половина моих». За университетом был садик, а рядом общежитие, где жила и подрабатывала дворником наша знакомая Оля Аксёнова. Мы провели от розетки в её комнате сетевой шнур на улицу и прямо на полянке всё и записали».

По воспоминаниям Марата, сессия происходила самым сюрреалистическим образом. В центре поляны, непосредственно под небом голубым, стоял табурет, к которому был прикреплён массивный микрофон. Звук писали с воздуха, чтобы избежать «эффекта закрытой акустики», который, по признанию музыкантов, их дико раздражал. В итоге Гребенщиков пел, допустим, «Дорогу 21», а Армен Айрапетян отгонял с лужайки случайного пса и любопытных прохожих. Кроме того, он неистово молился, чтобы вопреки метеорологическим прогнозам не начался июньский дождь.

Любопытно, что большинство композиций имело блюзовую основу и тексты, написанные под неслабым влиянием поэзии Боба Дилана. Борис мастерски освоил метод интуитивного перевода и вскоре Knockin’ on Heaven’s Door стала песней «Стучаться в двери травы», Shelter from the Storm превратилась в «Ключи от моих дверей», а Highway 61 Revisited — в «Дорогу 21».

«Как-то я зашёл к Бобу, и он, сидя на кухне, спел мне весь новый цикл, который потом получил ярлык «дилановского», — прокомментировал ситуацию Гаккель. — Мне всегда нравились песни Гребенщикова, и завораживал его голос, но невероятная мощь нового материала меня попросту поразила. Каждое слово проникало в плоть. Я увидел реально состоявшегося матёрого Артиста».

В целом «Все братья — сёстры» получился на удивление живым и доступным для восприятия альбомом. В отличие от абсурдистских опусов раннего