– У тебя тоже ничего не выйдет, – выдал я в ответ на одном дыхании. – Зое на меня наплевать.

Дятел мгновенно навострил уши и подполз ближе.

– Это неважно, – небрежно откликнулась Нина. – Необязательно кого-то любить, чтобы ревновать. Ревность – это про собственность. А Зоя считает тебя своим, поэтому и бесится.

– Это ты сама себе придумала. Я уже с лета встречаюсь с Настей!

– Ой, ну что там твоя Настя? Думаешь, Зоя воспринимает ее всерьез?

– А тебя типа воспринимает?

– Никита, – голос ее стал жестким, – это наша личная война. Смирись. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.

– Но тебе нужен не я! Зоя в мою сторону даже не смотрит, а злит ее только то, что ты пытаешься сделать ей гадость. Поэтому, если ты задумала по-настоящему достать сестру, тебе лучше потратить время на кое-кого другого.

– Кого это? – мигом заинтересовалась она.

– Помнишь Макса? Друга Артёма, который был с нами в Капищено?

Нина задумчиво замолчала.

– Котик?

– Котик гораздо более крутой трофей, чем я. К тому же Зоя этого не ожидает. А в том, что ты ему симпатична, я не сомневаюсь.

– Правда?

– Он мне сам говорил.

Это была неправда. Но сначала интерес Макс точно проявил, я слышал, как он выспрашивал про Нину у Лёхи, но, поскольку Лёха патологически Нину не выносил, разговора не получилось.

Нина снова задумалась, затем резюмировала:

– Котик секси.

– Уверен, вы поладите, – обрадовался я. – К тому же он свободен. Я могу устроить вам встречу.

– Вот уж не надо! Только все испортишь. Просто дай его телефон.

– Сейчас скину.

– И все же скажи, Горелов, кто из нас троих красивее?

– Конечно ты, – поспешно заверил я и отключился.

Глава 10

Тоня

После того как выяснилось, что в нашем семействе ожидается пополнение, во мне проснулся неожиданный интерес. Стало любопытно, что же там впереди? Какой это будет ребенок? Мальчик? Девочка? Как с его появлением изменится наша жизнь?

Я была уверена, что мама поторопится вернуться на работу и большую часть времени сидеть с ребенком придется мне. Но это, как ни странно, не пугало. Мне так хотелось, чтобы он никогда не чувствовал одиночества и страха темноты, что я успела навоображать себе, как читаю ему на ночь сказки и кормлю кашей собственного приготовления.

Я собиралась учить его ходить и говорить. Может, даже на двух языках, на русском и сразу на английском. Для ребенка моих знаний вполне хватило бы. А еще, если ему с самого рождения включать музыку, то у него мог развиться хороший музыкальный слух, а не такой, как у меня. Мы строили бы города из моего старого конструктора, засунутого в огромной коробке на антресоли, и рисовали бы акварельными красками.

И пусть все это должно было произойти нескоро, ощущение собственной важности и нужности несколько дней наполняли меня непривычными светлыми мечтами.

Но утром в понедельник из-за приоткрытой двери в родительскую комнату я невольно услышала их разговор.

– Тебе придется забрать моих клиентов, – сказала мама. – Это, конечно, не твой профиль, но я буду помогать. Не хочется отдавать их абы кому.

– Ты не собираешься потом возвращаться? – удивился папа.

– В ближайшие лет пять – нет. Не хочу, чтобы получилось, как с Тоней.

– Она повзрослела и все понимает.

– Сейчас да, но это из-за нас она выросла такой колючкой.

– Тоня не колючка. Она просто интроверт.

– Нет, не просто. Она все держит в себе, никогда не жалуется и не просит о помощи.

– Тоня выросла настоящим мужиком, – расхохотался папа. – Мы – молодцы!

– Это не смешно, – фыркнула мама. – Если единственный человек, с которым она находит общий язык, – психологически травмированный мальчик, то мы не молодцы.

– У них любовь – и с этим ничего не поделаешь.

– Я ничего против не имею, Костя мне нравится. Несмотря на все «но», влияет он на нее хорошо. И все же мне бы хотелось, чтобы между нами было больше тепла.

– Это в тебе гормоны беременных заговорили.

– Возможно. А может, я тоже повзрослела.

То, что мама намерена сидеть с ребенком до пяти лет, меня просто убило.

Выходило так, что я уже не буду ему нужна. У него будет мама. И ему, конечно, не придется бояться темноты и одиночества, но вовсе не из-за меня. И английскому его она не научит, и музыку не поставит. А через пять с половиной лет, если прибавить еще шесть месяцев до его рождения, мне исполнится двадцать три. И к тому времени я уже стану совсем другой. Правильной и душной, как все взрослые.

– То, что сказала твоя мама сейчас, совсем не означает, что после рождения ребенка она не передумает. В любом случае ты ей точно понадобишься, – сказал Амелин, выслушав мои опасения.

Мы развалились на диванах в малюсеньком темном кафе возле моего дома. Там всегда играла тихая электронная музыка, пахло ванильными круассанами, а официантом был приветливый темноволосый парень в белом фартуке с надписью на бейдже: «Наташа». Он знал, что мы всегда заказываем чайник жасминового чая, никогда не делал мне замечаний, если я устраивалась на диване с ногами, и никогда не поторапливал.

– А я не хочу понадобиться. Я хочу сама!

– Сама что?

– Ну я не знаю… Заботиться о нем, воспитывать…

– Мне кажется, ты капризничаешь.

– Ничего подобного. Просто… Просто это несправедливо.

– Несправедливо было бы, если бы твоя мама решила повесить малыша на тебя.

– Думаешь, я бы не справилась?

– Конечно справилась, но он бы отнимал у тебя слишком много времени. – Костик придвинулся ближе. – Разве тебе больше не о ком заботиться и воспитывать?

Убрав челку с его лба, я заглянула в улыбающиеся глаза:

– Ты что, хотел бы снова стать маленьким?

– Нет, – ответил он чересчур быстро. – По крайней мере маленьким собой точно. Знаешь, у психологов есть такой прием. Когда им нужно раскрутить тебя на эмоции, они просят представить себя ребенком в какой-то прошлой неприятной, обидной ситуации. Ситуации беспомощности или страха, а потом предлагают вообразить, будто ты, тот, который сейчас, приходишь к этому ребенку на помощь. Спасаешь, защищаешь, жалеешь. Это ужасный трюк. – Он уткнулся носом мне в плечо. – В первый раз когда я его проходил, то рыдал белугой. Правда. Полчаса не мог успокоиться. Потом стал хитрее. Старался не думать и не представлять, чтобы снова не попасть в эту ловушку.

Официант Наташа принес тарелку с имбирными пряниками.

– Ребенок – это чистый лист, Амелин, а у тебя медицинская карта толще учебника истории.

– Вот именно. – Он снова выпрямился и сделался