своим мужем, до старости и вырастила детей. Не слишком ли много себе позволяете, предаваясь пению, отбивая такт о таз?

— Это не так, — ответил Чжуан-цзы. — Могла ли меня не опечалить её кончина? Но затем я задумался о том, что было вначале, когда она ещё не родилась, не только не родилась, но ещё не обладала телом, не только телом, но даже и эфиром. Слитая с неразличным, неуловимым, стала развиваться и обрела эфир, эфир развился, и обрела тело, тело развилось, и обрела жизнь. Ныне же прошла через новое развитие — смерть. Всё это сменяло друг друга, как времена года: весна и осень, лето и зима. И я понял, что плакать и причитать, когда она покоится в огромном доме, значит не понимать жизни. Поэтому и перестал.

Изменение Конфуция

Чжуан-цзы сказал Творящему Благо:

— Конфуций проповедовал шесть десятков лет, а в шестьдесят лет изменился. То, что вначале объявлял истинным, под конец объявил ложным. Он ещё не понял, не отрицал ли пятьдесят девять лет то, что называет ныне истинным?!

— Конфуций полон желания трудиться, он преклоняется перед знаниями, — сказал Творящий Благо.

— Конфуций от этого отказался, но о своём отказе ещё не говорил, — сказал Чжуан-цзы. — Слова Конфуция гласят: «Ведь человек получает от великой основы свои способности, а затем и разум, чтобы родиться. Когда поет, должен соблюдать тон, когда говорит, должен соблюдать правила. Если я пекусь о пользе и справедливости, то любовью и ненавистью, истинным и ложным покоряю лишь людские уста; а чтобы покорить людские сердца, должен решиться им противостоять и тогда определить установления Поднебесной. Увы! Увы! ведь мне этого не достичь».

Труд и безделье

Встретились однажды в пути два монаха и, чтобы скоротать время, затеяли разговор о труде и безделье. Один из них утверждал, что в Поднебесье лишь труд в почёте, другой же настаивал на том, что люди больше ценят лень и безделье.

Спорили они, спорили и решили обратиться к первому встречному, чтобы рассудил их и сказал, кто из них прав, а кто — нет. Смотрят, идёт по дороге крестьянин. Подошли к нему монахи и попросили стать судьёй в их споре. Крестьянин не заставил долго себя уговаривать и велел монахам задавать ему вопросы по очереди.

— Дорог ли тебе твой труд? — спросил крестьянина первый монах.

— Мне-то он дорог, а вот людьми не ценится. Тяжек мой труд, но платят за него мало, — ответил тот.

Настала очередь второго монаха задавать вопрос.

— Если бы ты имел выбор — работать или не работать, в обоих случаях получая одинаковый доход, что бы ты предпочёл? — поинтересовался он.

— Я сделал бы то, что и любой другой смертный на моём месте, — ответил крестьянин.

— А если бы все были трудолюбивы, захотел бы ты жить в таком мире? — спросил первый монах.

— Если бы все любили труд, то никто не хотел бы его облегчить. Нет, не хочу я жить в таком мире, — сказал крестьянин.

Так и проиграл спор трудолюбивый монах. Надо было ему задавать другие вопросы.

Какая жена лучше?

Однажды молодой воин клана «Ветви дерева» пришёл за советом к Птице — Хранительнице Чёрного Камня.

— О, священная Каменная Птица, — сказал воин после традиционного ритуала приветствия, — пришло время жениться, а я не знаю, как выбрать себе подругу жизни. Научи меня, как это сделать.

— Время никогда не приходит само — его выбирают, — ответила Птица. — А что касается жены, то прежде чем сделать выбор, послушай-ка притчу.

Случилось так, что в одном селении жили два воина и оба они были женаты. Сварливая и некрасивая женщина была замужем за мудрым и опытным воином, а молодому человеку, лишь недавно познавшему путь меча, досталась жена красивая да ласковая. Как-то друзья отправились в поход по делам службы и разговорились в пути.

— Почему ты женился на такой сварливой и некрасивой женщине? — спросил молодой воин своего старшего товарища.

— Она верна и трудолюбива, — ответил тот, — но не это является главной причиной моего выбора…

Вдруг на дороге, по которой ехали воины, появилась толпа оборванцев, которые принялись осыпать друзей бранными словами и такими обидными прозвищами, что молодой воин не выдержал и бросился на них, обнажив меч. Оборванцы ловко набросили на него сеть, и, если бы не помощь старшего товарища, молодому воину пришлось бы худо.

Обратил старший воин разбойников в бегство и сказал:

— Когда-то я был таким же обидчивым, как ты, и не мог владеть порывами души, однако годы жизни с моей женой укрепили мой дух и исправили этот недостаток.

Вечером, когда друзья расположились на ночлег, молодой воин загрустил по своей красивой жене и сказал об этом приятелю, на что он ответил так:

— Воин чаще бывает в походах, чем дома, и очень тяжело тому, кто грустит о домашнем уюте и ласковой жене. Это ещё одна причина, по которой я сделал такой выбор спутницы жизни…

Долго ещё рассказывала Хранительница Чёрного Камня длинную притчу о двух друзьях и их жёнах, но молодой воин клана «Ветви дерева» уже знал ответ на свой вопрос и слушал Птицу лишь потому, что ценил чужую мудрость и не жалел времени для учения.

Истинное — в странствиях

Вначале Ле-цзы любил странствовать.

— Ты, Защита Разбойников, любишь странствия. Что же в них хорошего? — спросил Учитель с Чаши-горы.

— Радость странствий в том, — ответил Ле-цзы, — что наслаждаешься отсутствием старого. Другие в странствиях наблюдают за тем, что видят. Я в странствиях наблюдаю за тем, что изменяется. Есть странствия и странствия! Ещё никто не сумел определить различия в этих странствиях!

— Ты, Защита Разбойников, странствуешь, конечно, как и другие, а говоришь, что иначе, чем другие. Во всём, на что смотришь, всегда видишь изменения, наслаждаешься отсутствием старого в других вещах, а не ведаешь, что в тебе самом также отсутствует старое. Странствуя во внешнем мире, не ведаешь, как наблюдать за внутренним миром. Кто странствует во внешнем, ищет полноты в других вещах; кто наблюдает за внутренним, находит удовлетворение в самом себе. Находить удовлетворение в самом себе — вот истинное в странствиях, искать полноты в других вещах — вот неистинное в странствиях.

И тогда Ле-цзы понял, что не постигает смысла странствий, и до конца жизни больше не уходил.

— Истинное в странствиях! — сказал учитель с Чаши-горы. — При истинных странствиях