Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стремление всенепременно подбирать предметы воедино есть занятие невежд. Гораздо лучше, если они разрозненны.
Эта мысль кажется мне великолепной. Вообще, что ни возьми, собирать части в единое целое нехорошо. Интересно, когда что-либо незаконченное так и оставлено, — это вызывает ощущение, будто жизнь течёт долго и спокойно.
Один человек сказал как-то:
— Даже при строительстве императорского дворца одно место специально оставляли недостроенным. Во внутренних и внешних сочинениях, написанных древними мудрецами, тоже очень много недостающих глав и разделов.
Вор, ставший учеником
Однажды вечером, когда Ситиро Кодзюн читал сутры, вошёл вор с острым мечом и стал требовать или деньги, или жизнь. Ситиро сказал ему:
— Не мешай мне, можешь взять немного денег в этом ящике.
И он продолжил своё чтение. Через некоторое время он остановился и сказал:
— Не забирай всё. Мне нужно немного денег, чтобы заплатить завтра налоги.
Незваный гость забрал большую часть денег и собрался уходить.
— Когда тебе делают подарок, надо благодарить, — добавил Ситиро.
Человек поблагодарил и ушёл. Через несколько дней его поймали, и, среди других, он сознался в преступлении против Ситиро. Когда Ситиро позвали как свидетеля, он сказал:
— Этот человек не вор, по крайней мере, в отношении меня. Я дал ему денег, и он поблагодарил меня за них.
После того как закончился тюремный срок, человек пришёл к Ситиро и стал его учеником.
Кирпич никогда не станет зеркалом
Один ученик Бокудзю медитировал в течение нескольких лет. Когда он приходил к Мастеру, тот отправлял его назад со словами: «Всё это чепуха! Возвращайся и медитируй снова». Однажды Бокудзю пришёл сам к нему домой. Тот сидел в позе лотоса. Бокудзю растолкал его и сказал:
— Что ты сидишь как истукан? Нам не нужны каменные изваяния, мы их имеем в большом количестве в храме! Просто сидя, подобно статуе, ты не достигнешь состояния медитации. Посредством успокоения тела твой разум не исчезнет, так как именно с помощью разума ты успокаиваешь своё тело. Всё то, что сделано разумом, будет укреплять только разум.
Прошёл год. Учитель пришёл снова. Ученик сидел почти в состоянии эйфории, с закрытыми глазами, наслаждаясь утренним ветерком и солнцем.
Бокудзю взял кирпич и начал тереть его о камень, находящийся перед учеником. Ученик открыл глаза и с удивлением начал наблюдать за Мастером. Бокудзю сосредоточенно продолжал тереть кирпич о каменную плиту. Наконец ученик не выдержал и закричал:
— Что вы делаете? Вы хотите свести меня с ума?
Бокудзю спокойно ответил:
— Я намереваюсь сделать из этого кирпича зеркало! Если тереть его достаточно долго, то, я думаю, он станет зеркалом.
Ученик засмеялся и сказал:
— Но это невозможно! Сколько его ни тереть, кирпич останется кирпичом.
Учитель сказал:
— Твой ответ свидетельствует о некотором разуме! Тогда что ты делаешь? В течение нескольких лет ты стараешься извлечь медитацию из разума, — это подобно попытке сделать зеркало из кирпича.
И Бокудзю бросил кирпич в пруд, который находился рядом с деревом, под которым сидел ученик. Кирпич произвёл всплеск. Этого звука было достаточно, чтобы произошло чудо. Что-то пробудилось в ученике. Сон был нарушен, мечта развеяна, он ожил! Впервые он вкусил что-то от медитации.
Сухие листья
Новый императорский сад готовили к открытию три года. Наконец, все работы были завершены, и император пригласил всю знать полюбоваться красотой сада.
Все были в восторге и рассыпались в комплиментах. Но императора интересовало мнение Мастера Лин-чи, который считался непревзойдённым знатоком этого вида искусства. Когда император обратился к Лин-чи, все присутствующие обернулись, и воцарилась тишина. Лин-чи ответил:
— Странно, но я не вижу ни одного сухого листа. Как жизнь может существовать без смерти? Из-за того что здесь нет сухих листьев, сад мёртв. Я думаю, что сегодня утром его очень тщательно подметали. Прикажите принести немного сухих листьев.
Когда листья принесли и разбросали, ветер начал играть ними. Шорох листьев — и сад ожил!
Мастер сказал:
— Теперь всё в порядке. Ваш сад прекрасен, но он был слишком ухожен. Искусство становится величайшим, когда не обнаруживает себя.
Неужели?
Д
зэнский Мастер Хакуин слыл среди соседей человеком, живущим беспорочной жизнью. Неподалёку жила красивая девушка, родители которой держали продуктовую лавку.
В один прекрасный день родители обнаружили, что их дочь беременна. Они были вне себя от ярости. Девушка отказывалась назвать отца ребёнка, но после долгих настояний назвала Хакуина. В большом гневе родители пришли к Мастеру.
— Неужели? — единственное, что произнёс он в ответ на лавину их упрёков.
Когда ребёнок родился, его принесли к Хакуину со словами:
— Это твой ребёнок, так что забирай его!
Мастер только произнёс:
— Неужели?
К тому времени он потерял всякое уважение окружающих, но это совсем не волновало его. Он старательно ухаживал за младенцем, брал у соседей молоко и всё необходимое малышу.
Через год юная мать всё же не выдержала и сказала родителям правду. Настоящим отцом ребёнка оказался молодой человек, работающий на рыбном рынке. Отец и мать девушки сразу же побежали к Хакуину, стали просить у него прощения, долго извинялись перед ним и попросили вернуть им ребёнка. Хакуин охотно простил их. Возвращая ребёнка, он сказал лишь:
— Неужели?
Колышется ваш разум
Однажды Эно пришёл в храм Фа-син в провинции Гуан. Он увидел, как несколько монахов спорили, собравшись у трепещущего флага. Один из них сказал:
— Флаг является неодушевлённым предметом, и не что иное, как ветер, заставляет его колыхаться.
На это другой монах возразил:
— И флаг и ветер — неодушевлённые вещи, а колыхание вообще невозможно.
Третий протестовал:
— Колыхание вызвано определённым сочетанием причин и следствий.
Четвёртый предложил следующую версию:
— В конце концов, нет колыхающегося флага, это просто ветер сам собою движется.
Спор разгорался, но Эно прервал его замечанием:
— Не ветер, не флаг, а ваш разум колышется.
Точная пропорция
Сен-Но Рикун, чайный мастер, захотел повесить на столб корзину с цветами. Он попросил плотника помочь ему, указывая снизу, куда поместить корзину: немного повыше или пониже, немного вправо или влево, до тех пор, пока не нашёл, что она точно на месте.
— Вот теперь она точно на месте, — сказал наконец