Чистая, уютная комната и четыре кровати, аккуратно заправленные белыми простынями, предстали нашему взору незамедлительно. Вася громко выдохнул:

– Нормально. Это нормально!

Я же тихо вздохнул и представил, как мне всю ночь корячиться в уазике.

Но мои мысли прервал звук приехавших с пивом и рыбой. Мы вышли из комнаты: в это время из машины выходил Лёха. В руках он держал огромную картонную коробку с полуторалитровыми бутылками «Балтики №9»:

– Ничего другого у них нет. Да так, может, и лучше – быстрей уделаемся. Рыбу возьмите там, в салоне!

Вася принёс вяленую воблу – вроде всё. Сели за стол, налили, зазвенели стаканы, тихо зашуршали пластиковые кружки с пивом. Вдруг мы услышали шум мотора.

– Да что сегодня за день такой, братаны?! – Вася опять вскочил.

Действительно, все эти движения начинали немного надоедать.

Из-за поворота появились «Нива» агронома и «Крузак» Вениамина Ивановича. Праздник безнадёжно ломался – это понимали все, даже вермишель с костями под акацией.

Весь красный и потный, Вениамин Иванович был вне себя:

– Алексей, Василий! Жопа полная! – хозяина самолётов-лётчиков трясло. – Срочно собирайтесь! Быстро в Кожемякино! Сейчас звонили, там Колян с какой-то тёлкой разбился. Опять, видимо, нажрался и девок катал на самолёте. Провода помешали. Вот же сука-а-а! – Вениамин Иванович взвыл. Непонятно только, кого ему больше жалко – Коляна или угробленный самолёт. Было видно, что он на грани срыва, тем не менее держал себя в руках:

– Нам уже заплатили за работу! Осталось три поля – срочно надо закончить! Вася – ты как механик нужен! Ща с ментами надо общаться – без тебя не получится. Всё, давайте на борт и вперёд, туда, откуда прилетели! Вопросы – потом! Я на машине через час буду! Карта у вас есть! – Вениамин Иванович прыгнул в «Крузак» и укатил в сторону Кожемякино.

Вася и Лёха стояли как вкопанные.

– Ну что за хрень собачья! – не выдержал Владик.

Это, видимо, вывело летунов из ступора, и они в гробовом молчании выпили по стакану спирта и закусили.

– Григорич, подбрось до борта, – Лёха смотрел куда-то вдаль. Вдруг часто-часто заморгал и вытер глаза рукой. – Поехали, Вася…

Они встали и пошли к машине. Григорич пошёл следом.

IV

Мы сидели за столом и молчали: Владик и Миша опустили головы, казалось, что они спали. Так прошло минут пятнадцать, пока не вернулся агроном. Григорич присел с краю:

– Да, мужики, беда… соболезную, – он похлопал Владика по плечу. – Все там будем…

Владик поднял голову:

– Григорич, давай помянем Кольку, а?

Все засуетились, словно вынырнули из воды: Миша начал резать хлеб, водитель – сало, я наливал спирт.

– Не, мужики, я зашился. Мне нельзя пить, – Григорич как-то стеснительно заёрзал на лавке.

Я впервые разглядел его: абсолютно седой мужик, лет сорока, коренастый, с вызовом такой – настоящий хлебороб, как сказал бы министр сельского хозяйства.

– А чё так? – Владик поставил стакан на стол. – Если не секрет, конечно.

– Да какой уж тут секрет, – Григорич встал. – Пил я, мужики, так, что чертям тошно было. Долго пил, жёстко. Всем доставалось: жене, соседям да и детям… иногда. Только под Новый год попал в аварию: пьяный был в хлам. Младший-то сын – так и умер, не приходя в сознание, в больнице… Я же – вот он – перед вами… Хоть и не виноват был – тракторист уснул и не уступил дорогу, – так кому от этого легче?… После всех разборов и больнички поехал и зашился… Лучше сдохну теперь – но пить не буду… Такая, в общем, песня…

– Да, синьку может победить только ещё большее горе… или смерть. По-другому не получится, – я решил присыпать философией мрачную речь агронома.

Возникла неудобная пауза.

– Ладно, давай за Колябу, – Миша встал и выпил залпом полстакана. За ним, как по команде, выпили все остальные, кроме Григорича.

– А где обед? – агроном огляделся вокруг. – Я ж привозил. Маруся готовила вроде.

Владик неуверенно встал из-за стола:

– Пошли покажу, – он взял Григорича за руку. – Привезли, конечно… порадовали гостей.

Все поднялись из-за стола в бесконечно сотый раз.

– Вот это ты предлагаешь нам есть? – Владик махнул ногой, указывая на куски вермишели и кости.

– Ух ты! А это что ещё за такое? – Григорич нагнулся, чтобы рассмотреть поближе. – Я ж в долг на кошаре двух баранов взял: одного для вас, другого – для трактористов. Ах ты, Маруся… мать едрит!

Он повернулся к нам:

– Мужики, я, конечно, разберусь, но и вы поймите: у нас люди три года не получают зарплату. И долгов у нас около двадцати миллионов. Сейчас везде так, у крестьян… Вы же сами видите, что с нами да и с вами делают… Во что превращают… А Манька, видимо, решила, что денег у вас и так хватит: как-никак, летуны – и мужикам нашим мяса-то и напилила. А то последние калеки разбегутся – с кем хлеб выращивать прикажете? С министрами и мэрами? Ай, да что я опять завожусь… – он повернулся и пошёл к машине. – А вермишель мы только в этом году начали выпускать. Наверное, что-то с технологией не так. Скажу, чтобы картохи пожарила в следующий раз. Нечего судьбу испытывать.

Уже садясь в потрёпанную «Ниву», подозвал меня:

– Вова, там две кровати свободные – ложитесь, будьте как дома. И не нажирайтесь, вы ж всё-таки наука, – он хлопнул дверью и уехал.

Я стоял и смотрел на уезжающую машину, но уже не матерился – всё получилось, хотя и не совсем приятным образом.

V

– Вообще, вам не кажется странным, господа: Коляна водка сгубила, а мы его поминаем ею же? – Владик полулежал на лавке и пытался поймать рукой двоившееся сало.

– Как умеем, так и поминаем, – пробурчал Миша и упал головой на стол.

Стояла тихая ночь, и только тучи комаров летали, кусали, пили и умирали от редких хлопков людей – одним словом, действовали вовсю; человек же вокруг был унылым и пьяным.

Я хоть и криво, но с достоинством двинулся к белоснежным простыням. Спать за столом мне никогда не нравилось. По храпу водителя я безошибочно нашёл комнату отдыха и рухнул на свободную кровать. Проснуться мне помогли всё те же комары. Облепив руки и лицо, они упивались моей беспомощностью. Размахивая руками, я сел на кровать: остальные койки были пусты – значит, летуны уже брызгают ядами черепашку, а водила где-то бродит в ожидании. Надо переодеваться, и в путь!

Настроение было нормальным: всё-таки кровать – это намного лучше, чем на полу в уазике. А всё остальное – поправимо за счёт бесцветной жидкости.

Я вышел во двор, взял из машины сумку и вернулся. Достал рабочую форму – ходить по полям, ребята, в белой рубашке не получалось. Жена ругалась сильно, понимаете. Я снял трико, почему-то всё обляпанное вермишелью, и аккуратно кинул в угол – потом заберу.