Рита достала сумку и вывалила перед ошеломленной Машей пачку фотографий, на которых она была запечатлена в обнимку с большим количеством известных людей, раскрыла свою визитницу, где оказалось штук пятнадцать ее разнообразных визиток, некоторые с золотистым двуглавым орлом. Затем Рита положила на стол отдельную визитницу с клубными карточками, увесистую до крайности, и стала искать среди них клубные карты «Балчуга», чтобы сунуть их под нос Маше.

— Хочешь, проведу тебя в «Балчуг»? — предложила она.

— Да зачем мне? — помялась Маша.

Группа уже отыграла, ей было пора домой. Она сказала об этом Рите, но та тоже поднялась из-за стола, взяла Машу под руку и, помахивая ладошкой всем знакомым, ретировалась из клуба вместе с девочкой.

— Ты хорошая девчонка, только одеваться тебе надо по-другому, так одетая ты никогда и никого ни на что не раскрутишь! — тараторила Рита. — Надо, как я, видишь? Фигура-то у тебя хорошая!

— Не хочу я никого раскручивать! Зачем мне эти старые мужики? — засмеялась Маша.

— Мужики — незачем, я сама никогда с ними не пью и никуда с ними не уезжаю, но кормить-то они меня кормят, каждый вечер! — тараторила Рита. — Их деньги!

Маша смеялась. Рита была профессиональной тусовщицей, как героиня Одри Хепберн из фильма «Завтрак у Тиффани». Они бежали по зимнему центру и болтали. В конце концов Рита уговорила Машу «зайти в одно казино и поужинать бесплатно». У пройдохи были клубные карты всех казино в городе, она хотела немного поиграть, с тем чтобы Маша посидела рядом с ней — одна она вообще повсюду чувствовала себя неуютно.

Рита клятвенно заверяла, что перед игрой они отлично перекусят «бесплатно по ее карте», потому что карта была у нее какая-то страшно золотая и вся из себя VIP, а потом Ритка немного поиграет, и они мирно разъедутся.

Кутить так кутить! Маша согласилась. Она никогда не бывала в казино, и ей было интересно посмотреть, что это такое.

Они зашли в малоприметный, но шикарный подъезд со стороны бульвара, отдали пальто в гардеробе, и Рита ринулась в ресторан. Там она предъявила карту и потребовала сока, фруктов, тигровых креветок.

— Креветки тут супер, не пожалеешь.

Им действительно все быстренько принесли. Рита отошла к соседнему столику и долго улыбчиво беседовала с каким-то пожилым мэном, потом вернулась, быстро съела все со своей тарелки и, схватив Машу, ринулась в зал с рулеткой. Играющих было немного. Маша присела за стол рядом с Ритой, та стала выбрасывать фишки, беседуя с сидящим рядом мужчиной-игроком.

Спустя час Рита выиграла сто пятьдесят долларов и обратилась к Маше:

— Пойдем.

Маша быстро оделась в гардеробе, а Рита обменяла фишки на деньги и шустро выскочила на улицу, подхватив девочку за локоть.

— Ну как тебе? Супер? — спросила она.

— Да, классно! Ты так быстро выиграла! Я думала, в казино вообще выиграть невозможно.

— Вообще трудно, но только не для меня! Меня отец играть научил.

В процессе их дальнейшего прерывистого общения выяснилось, что Ритин отец — профессиональный шулер и что игрой в казино Рита слегка подрабатывает. В дорогом казино и при большой игре она могла еще и свистнуть фишку-другую, что давало ей тысячу-две долларов за вечер. Но и без воровства фишек Рита обычно немного выигрывала, на что, собственно, и жила. За должность пиар-директора ей платили сущие гроши.

Машу насмешил такой способ заработка — в казино надували людей, а Рита надувала казино. Это был разбой, но какой-то вполне благородный — в духе Робин Гуда.

Они обменялись телефонами, и Маша обещала звонить «если что». Рита пообещала, что запросто проведет ее в любой клуб на любой концерт, без всяких денег.

Ах уж эти южные люди, которым так хочется погреться рядом друг с другом! Они словно видят немножко солнца где-то в глубине глаз земляков, и от этого им легче дышать.

Но другое дело, что сама по себе Рита имела вкус к такой немного специальной клубной жизни. Молодежные клубешники с простой мебелью и живой музыкой ее не интересовали вообще. Хорошими она считала клубы, где тусуются мужчины с деньгами и девушки им под стать. Клубный персонал любого заведения снабжал ее флаерсами, и она на неделю вперед знала, где будет туса, шоу и кормежка по первому классу.

Маша же с удовольствием сходила бы на хорошего диджея или на зарубежную звезду. Да и отечественный рок ее вполне устраивал.

Кроме того, Маше не до конца была понятна репутация Риты. Сама девушка казалась живой, веселой, хитрой и крайне шустрой, однако знакомых с папами-шулерами у Маши до сих пор не было.

А ну как эта девушка заправляет какими-нибудь сутенерскими делами? Хотя на такое было не похоже: Рита скорее посмеивалась над мужиками-толстосумами и действительно любила развести, все равно кого — персону или заведение — на всяческую халяву. Для нее это было чем-то вроде спорта и постоянного психологического тренинга.

Так что по совокупности впечатлений Маша Рите пока не звонила, решила держать с ней ухо востро и обратиться лишь по крайней необходимости.

А с другой стороны, некоторые люди — неправильные и вроде плохие. Но они почему-то нравятся, и с ними легко. А некоторые люди правильные до того, что от них аж подташнивает, и ничего с этим поделать невозможно.

Маша завела будильник на полдевятого, обошла квартиру, закрыла дверь на все замки и на задвижку. Она опять установила перед входной дверью кастрюлю с вилками и ложками. Уже привычным жестом заблокировала дверь комнаты дощечкой. Сунула мобильник под подушку. Повернулась на правый бок и заснула крепким сном без сновидений.

Он любил ее и знал это о себе — как знал, что на левой руке у него два изувеченных пальца, средний и указательный, которые плохо двигаются и могут подвести, если берешь в левую руку что-то хрупкое и держишь на весу.

Сам он никогда не говорил себе: я люблю ее, и уж тем более не говорил ей: я люблю тебя. Но они были вместе, и она ему принадлежала — а значит, наверняка чувствовала к нему что-то похожее на его чувства. Хотя это вряд ли: они вообще были разными. Но она была создана для него, и никто на свете не был на нее похож.

Иногда, очень редко, он ловил в окружающих девушках сходство с ней — но это была одна или две черты: похожий лоб, или профиль, или рост. Но вообще хоть немного по-настоящему похожих на нее девушек он не встречал никогда.

Он любил в ней все: линию роста волос надо лбом и линию бровей, глаза, взгляд, особенно иногда, когда она была чем-нибудь очень довольна — тогда в ее глазах плясала еле приметная зелень, как солнечный блик в воде. Она сразу прятала этот свет, опуская ресницы на щеки.

Он любил ее голос — тембр, не похожий ни на чей другой. Ему нравились все ее голоса — тихий и нежный, которым она говорила с ним, более звонкий и бесстрастный, когда она говорила с кем-то требовательно и безразлично. Ему нравился ее смех — тоже негромкий, который всегда вызывал в его памяти лес, поляну, свет в стеблях травы. У нее был голос лесной русалки — так шелестят листья в чаше, когда солнечный ветер носится по верхушкам деревьев.