Но когда он стал заявлять, уже в 90-е годы, что хватит вспоминать об Освенциме, я была поражена. Ведь именно он больше других, и вполне искренне, писал, что Освенцим будет тяжелым ярмом висеть на совести многих поколений немцев – хотя бы за то, что они это допустили. Я уже упоминала его эссе «Наш Освенцим».

Метаморфоза не из приятных. Бывает, люди меняются, иногда меняются таким образом. И это грустно. Разумеется, я не собираюсь никого поучать, такой самонадеянности у меня нет и в помине. Я просто рассказываю историю, которая показалась мне интересной и требующей раздумий. Впрочем, История всегда к этому располагает.

Зачем, я написала все это? Смысл исторических событий становится более наглядным, когда раскрывается на социопсихологическом и культурологическом фоне, в контексте развития литературы и искусства. Мне хотелось представить опасные повороты немецкой истории минувшего столетия в эстетическом преломлении – глазами немецких писателей, творчество которых воспринималось как предостережение (которому никто не внял), как напоминание о роковой опасности идей расового превосходства, шовинизма, насилия и экспансии. После краха нацистского рейха литература и искусство во многом помогли немцам осознать механизмы, превращающие «нормального» человека сначала в «попутчика», а затем в соучастника кровавых преступлений.

Один из важнейших уроков немецкой истории ХХ века виделся мне в том, что силы национализма, стремящиеся к тоталитарной власти, должны быть остановлены прежде, чем до этой власти дорвутся. Немецкая история четко давала понять, что демократия обязана быть сильной, чтобы противостоять попыткам использования прав и свобод для подрыва и уничтожения самой демократии. Веймарские немцы поняли это слишком поздно и заплатили за это слишком большую цену. Для литературы ФРГ это стало одной из главных тем.

У Генриха Бёлля, пожалуй, самого известного (наряду с Гюнтером Грассом) писателя ФРГ, есть два рассказа: «Когда война началась» и «Когда война кончилась» (1962). В одном молодые немцы отправляются воевать, в другом – возвращаются (кто уцелел) после проигранной войны на родину. Между двумя этими рассказами уместилась вся кровавая история Второй мировой войны, развязанной Гитлером, гибель десятков миллионов людей по обе стороны фронта. Больше всех пострадал от кровавого и злодейского нашествия Советский Союз: гибель миллионов в ходе военных действий и среди мирного населения, страдания, голод, раненые, инвалиды, осиротевшие дети. Список можно продолжать бесконечно, об этом написаны сотни художественных и документальных произведений, сняты фильмы…

Но здесь речь пойдет о Германии, о том, как она, причинив неисчислимые беды другим народам, сама оказалась в катастрофическом положении. О том, как она выходила, выползала, вырывалась из тисков пережитой трагедии, и какую роль в этих попытках «рассчитаться с прошлым», осознать, преодолеть его сыграли немецкие писатели.

Итак, «тотальная война», к которой 18 февраля 1943 года в Берлинском дворце спорта призывал имперский министр просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс, пытаясь магическими формулами заворожить и загипнотизировать публику, ответившую ему ревом одобрения, кончилась тотальным поражением. Наступил, фигурально выражаясь, «час нуль», о котором кто только не говорил и не писал в те первые послевоенные мгновения, часы, месяцы и годы. Рухнул прежний порядок, замешанный на мифах о превосходстве германской расы и необходимости завоевать новое «жизненное пространство», настал момент «гибели богов», когда недавние кумиры и образцы для подражания свалились со своих пьедесталов, превратившись в исторический мусор, пыль, ничто. Любовь к фюреру, восхищение им перерастали в ненависть к диктатору, соблазнившему и обманувшему целые поколения. Тут, правда, сразу же возникает вопрос: почему миллионы послушно выстроились в ряды и, судя по всему, охотно дали себя соблазнить? Это один из главных вопросов. Но сначала немного о том, как выглядел сам конец рейха и что ему предшествовало, в том числе еще до начала устроенной нацизмом всемирной бойни. Ясно только одно: «гибель богов» накладывала колоссальный отпечаток на психологическое состояние граждан сгинувшего рейха, в том числе молодежи, которая ощущала «утрату идентичности» и перед лицом «нулевого часа» во всех его ужасных проявлениях воспринимала себя как потерянное поколение. Впрочем, одно «потерянное поколение» мировая литература уже запечатлела: это было поколение западной молодежи, возвращавшейся с полей Первой мировой…

А пока вернемся в 1945 год. Из мозаики записей апреля и мая становится наглядной и очевидной атмосфера краха. Рухнул мир, и «еще раз спасшиеся» массами возвращались в надежде найти родной дом, натыкаясь лишь на обитателей разбомбленных городов, бездомных и беженцев, чей физический и духовный облик нес на себе печать страшных испытаний, материальных и духовных бедствий. Ощущение скорби еще не сразу, далеко не сразу, соединится с мыслями о вине и искуплении. Некоторых эта работа мысли не затронет вовсе.

Вот небольшие фрагменты записей тех последних военных дней. Эрих Кестнер, знаменитый писатель, родившийся в 1899 году, автор известнейшего романа «Фабиан» (1931), лауреат почетной премии имени Бюхнера, одно время бывший президентом Пенклуба ФРГ, записывает, находясь в Тироле, 26 апреля 1945 года:

«Только что по радио сообщили, что Панков (район Берлина. – И. М.) вновь отвоеван, в шахтах подземки ведутся бои, с помощью легкой артиллерии, и Геббельс в воззвании к жителям Берлина не скупится на лесть и выражение надежды. По Геббельсу, даже московские газеты не оспаривают, что сопротивление, оказанное русским в Берлине, «беспримерно в истории»… Гитлер, – продолжает Кестнер, – разыгрывает на Шпрее осаду Вены. Вместо 1945 у него сейчас год 1683, а русские – это турки… и единственное, что мешает ему осуществить инсценировку удачно, – это отсутствие польского короля Яна Собесского с войсками для деблокирования города…»

Кестнер намекает на историю, когда Ян III Собесский, придя на помощь австрийцам, в 1683 году наголову разбил турецкую армию в сражении под Веной, вступив до того в союз с австрийскими Габсбургами, дабы противостоять турецкой агрессии. Кстати, пытаясь вовлечь в антитурецкую коалицию Россию, он заключил с ней «Вечный мир» в 1686 г…

29 апреля 1945 года Эрих Кестнер записывает:

«Сегодня днем мюнхенский передатчик часами молчал. Было впечатление, что он передает молчание. В десять вечера он подал признаки жизни. И что же он передал? … Тишина сменилась джазом, не-немецкой музыкой. Что же случилось? Может, мюнхенский передатчик находится уже на ничейной земле?…»

Из записок 1 мая 1945 года:

«Накануне передатчик «Верхний Дунай» включился с распоряжением: в память о «фюрере» приспустить флаги. Следом прозвучала рекомендация ночью собрать полотнища флагов. Почему? Боятся собирателей реликвий? Но люди ночью интересуются не флагами со свастикой, а лондонским передатчиком. Когда становится темно, почти из всех домов звучат его сигналы…

Слушаем по радио обращение нашего нового министра иностранных дел графа Шверин-Кройзигка. Он говорит об отвратительности современных войн и сам очень растроган…»