отправил в путь с тремя стами сирийских всадников. После прибытия вести о Китбукае некий сириец доложил: «халебский мелик Насир[-ад-дин][170] с тобою не прямодушен и хочет, бежав, отправиться в Сирию на помощь Кудузу, по повелению которого убили Китбукая». Хулагу-хан для отражения его отправил вслед три сотни монгольских всадников. Их передовой отряд настиг его и остановил: «Приказ, мол, таков, чтобы мы тебя угостили, дабы ты восчувствовал полное благоволение [государя]». Как в обычае у монголов, они его напоили мертвецки пьяным. Внезапно подоспели остальные из трехсот всадников и мелика Насир[-ад-дина][171] с тремя стами сирийцев убили. Они не оставили в живых ни одной души из тех людей, кроме Мухьи-ад-дина[172] Магриби, который спасся благодаря тому, что был звездочетом. Хулагу-хан отправил в Сирию Элькэ-нойона с великой ратью. Когда он туда прибыл, воины стали заниматься грабежом. Бундукдар, ставший государем Мисра, был оповещен и выступил, чтобы [их] отразить. Когда Элькэ-нойон услышал весть об его приходе, он с монголами, которые оставались в Сирийском крае, ушел в Рум, а в Дамаске стали читать хутбу и чеканить монету именем Бундукдара. Хулагу-хан хотел было в отмщение за Китбукая повести еще рать на Миср и Сирию, [но] по причине события с Менгу-кааном и разногласий, которые появились между ним и родичами, положение и время не разрешали исполнить это. Вследствие этого он отставил [поход].

В ту же пору скончался скоропостижно на пиру царевич Булга сын Шибана, внук Джучи. Затем заподозрили в колдовстве и измене Тутар-огула. После установления виновности Хулагу-хан отправил его в сопровождении Сунджака на служение к Беркею. И [Сунджак] доложил об его вине. Беркей в силу чингизхановой ясы отослал его к Хулагу-хану и 17 числа месяца сафара лета [6]58 [2 II 1260] его казнили. Предали казни также и Садр-ад-дина Саведжи под предлогом, что он написал для него ладонку. Затем скончался и Кули. После того как упомянутых царевичей не стало, челядь их бежала и через Дербент и Гилянское море направилась в область Кипчак. Аминь.

Рассказ о походе царевича Юшумута в эмиров Элькэй-нойона и Сонтая в Диярбекр, завоевании Маяфарякина и убиении мелика Камиля

Царевич Юшумут и старшие эмиры Элькэй-нойон и Сонтай-нойон, по приказу Хулагу-хана, отправились [в поход]. Когда они дошли до границ Маяфарикина, они послали к мелику Камилю гонца и призывали его к покорности и повиновению. Камиль ответил: «Не следует царевичу ковать холодное железо и рассчитывать на невозможные вещи, ибо нет доверия к вашим словам и я не соблазнюсь вашими любезными речами. Монгольской рати я не опасаюсь и, покуда душа в теле, буду разить мечом, потому что ты сын того отца, который нарушил договор и условие с Хуршахом, халифом, Хусам-ад-дином Акка, и Тадж-ад-дином Ирбильским. В особенности мелик Насир[-ад-дин][173] прибег к вашей защите, а в конце концов испытал то, что испытал. Конечно, и я также испытаю то же самое, что испытали они». Когда гонцы представили |A 206b, S 471| послание, царевич и эмиры решились на битву. Мелик Камиль ободрял горожан и говорил: «Все-де серебро, золото и хлеб, которые налицо в казне и амбарах, для вас не пожалею и все жертвую нуждающимся. Я, хвала богу, не такой сребролюбец, как Муста’сим, который из скупости и скаредности пустил по ветру и голову [свою] и Багдадское царство». Все горожане стали с ним единодушны, и мелик Камиль на другой день с толпою всадников выехал [из города] и стал нападать и притворно отступать. Небольшое число воинов с обеих сторон было убито. С меликом Камилем были два лихих наездника, один Сейф-ад-дин Лукили, а другой Анбар Хабаши. Оба они убили несколько человек, разожгли пожар битвы. Через некоторое время [отряд мелика Камиля] ушел в город и начал бой с крепостных стен. На другой день те же два наездника выехали [из города] и убили около десяти храбрых всадников. Точно так же и на третий и на четвертый день. С этой стороны один грузинский азнаур вышел против них, потому что он один мог разбить войско. Одно мгновение он бился и был убит. От гибели его

Стихи

Всадники турецкие вскипели,

От злости они колотили рукой об руку.

И опять они ушли в город, а там был один камнеметный мастер, стрелявший без промаха. Он убивал камнями множество народа. От его руки эмиры ничего не могли поделать. У Бадр-ад-дина Лу’лу был [тоже] очень расторопный камнеметный мастер, он его вызвал, и тот установил высокий камнемет против городского камнемета. Оба одновременно метнули камни с лап. Оба камня в воздухе ударились друг о друга и раскололись на мелкие осколки. Люди с обеих сторон изумились мастерству обоих камнеметчиков. В конце концов камнемет, стоявший извне, сожгли, и горожане бились жестоко. Когда Хулагу-хан осведомился об этом положении, он послал в помощь Элькэй-нойону Урукту с войском и извещением, чтобы они пребывали на месте до тех пор, пока в городе не останется продовольствия. Когда Урукту прибыл и излагал поручение, то во время тех речей из [города] выехали те самые два наездника и расстроили монгольское войско. У Урукту вино шумело в голове, и он был пьян. Он отправился на бой с ними. Сцепились друг с другом. Вдруг [противники] настигли Элькэя и свалили его с коня. Со стороны подоспели монгольские всадники, посадили Элькэя на коня, опять разогнали толпу и повернули назад.

Стихи

Турки пришли в изумленье от богатырей,

От злости каждый витязь прикусил губу.

После этого те два наездника оба по заведенному правилу выезжали [из города], и нескольких человек убивали и нескольких ранили, пока не прошли два года и в городе не осталось пропитания и пищи, а также и скота. Начали есть мертвечину, съели [все] вплоть до собак, кошек и мышей и тогда стали людоедами. Так они с месяц поедали друг друга. Когда те два наездника, не имея соломы и ячменя, убили и съели своих лошадей, они хотели было выйти [из города] пешими и завязать бой, чтобы быть убитыми, но мелик Камиль не позволил. Немногие, которые остались, написали царевичу письмо, что в городе-де не осталось никого, у кого бы была пища да мощь, кроме нескольких человек с живой душою и мертвым телом. Сын отца поедает, а мать дитя. Если теперь подступит какая-либо рать, не найдется ни души, кто бы смог пойти навстречу.

Царевич послал