нее. Среднего роста, стройная, волосы длинные, черные, совсем закрывают плечи. Очень густые волосы и словно текут с головы по белой кофточке. Глаза тоже темные, как у девушек в итальянских фильмах.

— Рита?

— Да.

— Поручение у меня. Так, пустяки.

— Заходите, что же вы через порог.

— Я из разведки, с участка «Лучевой».

— Ах, вот что! Далекий гость. Замерзли, наверное, есть хотите? Я сейчас соберу.

— Спасибо, не надо. Мне еще ночлег искать.

— Ну, смотрите. Так что ему нужно?

— Просил передать письмо. — Я достаю конверт.

— А разве исчезла почта? — Она чуть заметно улыбается, и от уголков глаз бегут к вискам тонкие печальные морщинки. — Или он взял адвоката?

— Нет, — говорю я. — Но ведь вы не отвечаете. А вообще, я ничего не знаю. Могу только посоветовать…

— Не надо. — Она торопливо и испуганно поднимает руку. — Не надо ничего советовать.

— Ему там не так уж весело… — опять начинаю я. Что плохого, если я попрошу написать несколько строк к новогоднему празднику?

— Молчите! — требует она. — Слишком дорого обходится мне доброта. Он нарисовал, слепил там что-то прекрасное из снега и льда и пишет, пишет… — Глаза ее влажно поблескивают, и я вижу, как по щеке тихо катится сверкающая слезинка. — Это он себе пишет, какой он красивый…

— Вы уверены в этом?

Она молчит, опустив голову, и слезы падают на кофточку. Нет у нее уверенности, это же ясно! Сейчас я объясню, и все станет понятно и просто.

— Вы поймите… — начинаю я.

— Не хочу! — Она резко вскидывает голову. — Оставьте меня. Что вы знаете!..

Нарвался «дипломат». Перед глазами вдруг всплывает Валькина ухмыляющаяся физиономия: «В такие дела лучше не соваться!» Кладу конверт на стол и торопливо шагаю к двери…

Устал я сегодня. Ночь после работы почти не спал, потом дорога. Голова раскалывается. Я тихо бреду к общежитию, где мы обитали перед отправкой в тундру.

В шесть часов вечера у конторы прииска будет ждать Валька. Надо успеть, программа плотная.

Сначала магазин. Полки уставлены, все есть, кроме шампанского и деликатесов, заказанных ребятами.

— А где брать? — показываю я список продавщице.

— Все будет тридцатого и тридцать первого, — говорит она, ознакомившись со всеми его пунктами.

— Я уеду сегодня.

— Идите в торготдел, к Соцману. Он даст со склада.

Ох эта навигационная проблема! Попробуй завези все за два месяца, пока море свободно ото льдов. Везут, естественно, главное: продукты, технику, стройматериалы. Деликатесы в последнюю очередь. Если успеют…

Торготдел — крохотная комната в конторе прииска. Два канцелярских, измазанных чернилами и заваленных кучами накладных стола. Сейф, пишущая машинка, крашенная под перезрелый лен секретарша Галка и начальник Адольф Абрамыч Соцман. Волосы травкой стелются вокруг сияющей лысины. Святой. Все может.

— Что вам?

— Мелочь. — Я протягиваю список.

Соцман сдергивает зеркальные, в квадратной черной оправе очки, и под ними возникают такие проницательные глаза, что я решаю — все. Ехать мне с пустой торбой.

— Филькина грамота, — вдруг спокойно говорит Соцман. — Но так и быть, я вам все выпишу, только шампанского — бутылку.

— Разведчики мы, — решительно говорю я. — Всего трое, а кругом тыща верст — пустота. Девчат только в журналах видим, на картинках. Медведи заедают, пурга каждый день заносит. Леденеем во мраке…

— Видали, он уже разведчик! — кричит Соцман.

— Мне шампанского надо, — говорю я. — Будущее встречать.

— Ладно, Галочка, выпиши ему две, пусть едет, встречает. Он симпатичный молодой человек.

— Три, — говорю я.

— Какой алкоголик, вы посмотрите! — прямо вопит Соцман. — И он лезет в будущее! Там не будет спиртного, учтите!

В общем, товарищ Соцман утверждает список целиком. Добрый, великодушный дед-мороз! Накладная в кармане. Я бегу на склад и упаковываю подарки в мешок, оттаскиваю его к дежурной по конторе и прошу приглядеть. Уже двенадцать часов.

В коридоре конторы мелькают люди с бумагами в руках, за тонкими перегородками кабинетов трещат телефоны, хлопают могучие пружины дверей. Голоса жужжат, сплетаясь в бесконечный клубок.

Навстречу по коридору от дверей директора прииска идет Веденеев. Гладит широкой ладонью здоровенный рыжий подбородок. Вон как задумался, никого вокруг не видит и меня тоже. А вдруг ему за нас нагорает, что ничего не можем найти?

— Алексей Михайлович!

— Ты зачем приехал? — грозно спрашивает Веденеев. — Кто велел бросать производство?

— Ребята послали за продуктами. И шурфы надо актировать.

— Знаю.

— Бригадир ругается — пробы затарены, лежат уж сколько… Порядок это?

— Завтра пришлю трактор. Все. Вечером увижу — смотри!

Забрав у кладовщика рукавицы, я бегу на почту. Времени уже половина четвертого.

— Вот ваши журналы и газеты, — таращит на меня голубые глаза Наташка. — Я все упаковала, думала отнести на вездеход, а вы сами явились…

— Ты что так смотришь? — спрашиваю я.

— Ничего. Изменились. Коричневый весь.

— Ладно, — смеюсь я. — Бывают же комплименты!

— Тяжело в тундре? — щебечет она.

— Нормально, — говорю я.

— Ах, ни разу не была. Третий год на Чукотке, а все тут. — Наташка стукает кулачком по прилавку. — В тепле, говорят, уюте… «Материк» прямо. Убегу. К себе возьмете?

— Приезжай на праздник в гости. Будешь целых два дня королевой страны Паляваам. А?

— На праздник не могу, уже пригласили, — огорчается Наташка. — Неудобно компанию разбивать, ведь правда же?

— Горе какое. — Я качаю головой. — Тогда отложим.

Кажется, с делами покончено. И пообедать еще есть время.

В столовой я разворачиваю сверток. Поверх журналов лежит тоненькая пачка писем. Одно мне, два Вовке. Все наделены на праздник частичкой далекого тепла, только Ленька… Может, зайти за ответом? Нет, не пойду я туда больше. Бесполезно. Пусть сам едет. Да и не будет ответа, дураку ясно… Что же пишет Ленка?

«Прошло пять месяцев, а мне кажется…»

Мне тоже кажется — сто лет.

«…убегу из дома…»

Теперь все убегают, модно. Что знали раньше о мире? Только то, что он кончается за соседней деревней. А теперь открыли его для всех — вот и бегут. Кто против его красоты устоит?

«…я выбросила духи, чтобы ты чувствовал только мой запах. Глупо, да?..»

Не знаю. Откуда мне знать, что в женских поступках глупо, а что гениально? Прелесть ты, Ленка… Ладно, так и быть, забегу к этой Рите-Маргарите на минутку. Поедем — и забегу. А теперь пора собираться.

— Слышь, ты, — бубнит кто-то за спиной. — Я тебе говорю!..

Мое плечо резко сжимают чьи-то пальцы. Я поворачиваюсь. Ухватив одной рукой спинку моего стула, другой вцепившись в плечо, стоит парень в зеленом, с оленями на груди свитере, в ватных брюках. У него довольно красивое лицо с тонкими, мягкими чертами, но сейчас оно изуродовано злой пьяной гримасой.

— Слышь, — дышит он спиртом. — Ты зачем вчера к Ритке лазил, а? Чего вы там делали? Ну, говори!