Стася на краткий миг задумалась.

«Нет, – резко оборвала себя Ясенева. – Всё же есть люди, которые расстроятся, если такой, как я не станет. Папа хотя бы. И Ксюша…»

Девушку аж передёрнуло – она детально вспомнила свою ссору с Балабановой пару часов назад. Чувство вины и стыда вновь обожгли душу.

«Ксюша хороший человек. Это я со всеми этими, – она окинула взглядом комнату, – Из одного теста слеплена, а вернее из дерьма. Возможно она – единственный светлый человек, понимающий и переживающий за меня. А я опять повела себя как последняя тварь – хороша, ничего не скажешь…»

– Завтра же пойду извиняться, – сказала Стася вслух. Впрочем, её никто не услышал.

«Обязательно. И расскажу всё о себе, – Ясенева неверной рукой потянулась за зажигалкой, прикурив. – А там будь что будет – я не могу и дальше скрывать от неё…»

Здоровенный увалень Чеботарёв под «напутственные советы» собравшихся с надменной ухмылкой повёл какую-то опьяневшую девицу по коридору, в комнату…

«А я так хочу быть…», – Где-то под сердцем Ясеневой заныло, затрепетало. – «Хоть для кого-то хорошей…Но не получается, прикинь?»

– Хорошо сидится?

Стася, очнувшись от своих мыслей, подняла осоловевшие глаза на присевшего перед ней Ковалёва.

– Могло быть и хуже.

– Ты какая-то грустная, – Ковалёв быстрой рукой завёл выбившуюся прядь её волос за ухо. – Случилось что?

– И ты туда же…

– Здесь не самое лучшее место для разговора. Пойдем в соседнюю комнату – там никого нет, – Ковалёв аккуратно, но уверенно взял Стасю за локоть. Не видя сопротивления, он помог ей подняться. Покачиваясь, девушка сделала большой глоток, после чего пошла к выходу.

– Направо, – слегка подтолкнув Стасю к чернеющему проходу комнаты, Ковалёв, подмигнув стоящей в коридоре Алтуфьевой, закрыл за собой дверь на щеколду.

– Садись, – Ковалёв первый присел на кровать, сделав широкий приглашающий жест.

Стася присела на кровать, сделав ещё один глоток. Глядя на пьющую вино девушку, в маслянистых, расширенных зрачках Ковалёва пробежала искра.

– Не самые лучшие дни, да? – начал он, подсаживаясь ближе. – Можешь не продолжать – ты последние недели ходишь как в воду опущенная. Это очень заметно.

– Ну и что…

– Я понимаю, – Ковалёв резко оказался рядом, крепко сжав девичью ладонь. Он смотрел заботливо и умно, всем своим видом выражая понимание. – Это нормально – у всех из нас есть свои проблемы, и делиться ими важно и нужно. Всегда найдётся тот, кто поможет, кто выслушает и поддержит.

Стася, прерывисто дыша, смотрела в глаза Ковалёву, он – ей. Минутная слабость, отсутствие хоть какого-то действия с ей стороны послужили ему сигналом – он поцеловал её в губы, а дальше дал волю рукам…

– Это было интересно, – глядя на лежащую на постели полураздетую Стасю, смотрящую в потолок, подытожил Ковалёв. – Вернее, это было интересно до постели, а сейчас…

Он принялся натягивать джинсы. Непослушный ремень всё норовил ускользнуть из рук, и всё никак не влезал в шлёвки.

– А сейчас ты мне отвратительна, – Он смотрел на неё сверху вниз, и каждый мускул его сухого, жилистого, как ива тела, каждая жилка подрагивала от наркотического экстаза. – Я думал, что ты стоишь большее всех этих девок, вьющихся вокруг меня стаями из-за денег и статуса, – В его широких, как луна, горящих лихорадочным огнём глазах мелькнуло что-то звериное, жестокое. – Я думал, что ты личность, и на такое не клюешь. А ты всего лишь такая же дырка, как и все остальные…

Дальнейших слов Стася не слышала – как в тумане она вскочила с кровати, опрокинув недопитую бутылку вина на дорогой персидский ковёр, не думая натянула на себя водолазку и штаны, после чего выбежала в коридор.

Задыхаясь, она надела кроссовки на босу ногу, сорвала своё пальто с крючка. На ходу одевая его, Стася выскочила из квартиры, едва не сбив поднимающихся по лестнице парней с коробками пиццы и суши…

***

Снег валил не переставая, кружась в свете фонарей. Когда я выбрался из ОВД, было уже совсем поздно. Загребая по дороге снег с сугробов, я прикладывал его к гудящему от побоев лицу. Пару раз останавливался, чтобы перевести дыхание.

«Кажется, ребра мне отбил, падаль», – Едва не плача от накатывающей боли, я сжал зубы, пытаясь подавить рвущийся наружу стон.

Неимоверно хотелось пить.

«Надо хоть воды купить», – подумал я, обтирая заливаемый кровью правый глаз снегом. Вдобавок ко всему открылись и вновь начали кровоточить ссадины и рассечения на лице.

Пройдя пару улиц, я увидел в снопах вьющегося снега знакомую вывеску «Красно-Белого».

– В самый раз, – прохрипел я.

Звякнул колокольчик на открываемой двери, и я зашёл в хорошо нагретое помещение магазина. Побродив немного между полок, я взял воды и влажных салфеток, после чего отправился на кассу.

Магазин был пуст, за исключением девушки, стоящей впереди меня на кассе.

– Карта или наличка?

– Картой, – знакомым голосом сказала девушка, развернувшись ко мне. Это была Стася.

Растрёпанные волосы, перепачканная кровью водолазка, потёкшая тушь, мятые штаны…И взгляд. Потерянный, забитый, словно налитый гнетущей тоской. Я изумлённо смотрел на неё – такой я Стасю ещё никогда не видел.

Она тоже смотрела на меня – избитого, в залитой собственной кровью одежде, еле стоящего на ногах.

«Ну и видок у неё, – мелькнула в голове мысль. – У меня явно не лучше…»

Так мы и стояли, глядя друг на друга, она – с бутылкой дорогого вина в хрустящем фирменном пакете, и я – с бутылкой дешёвой воды и пачкой влажных салфеток.

…Пожалуй, в тот пятничный, заметаемый снегом декабрьский вечер произошло то, в чём я себе никогда не признаюсь – мне на краткий миг стало жалко Стасю.

Тогда, в магазине, передо мной стояла не та высокомерная сволочь, для которой чужое здоровье и достоинство не более, чем пустой звук, а забитый жизнью и обстоятельствами человек. Такой же, как и я.

Я прекрасно понимал и отдавал себе отчёт в том, что все мои проблемы пришли от человека, стоящего передо мной. Что именно он запустил ту цепочку событий, благодаря которым я стою сейчас тут, залитый собственной кровью, и смотрю на причину моих проблем, которую мне жалко.

Но…

Не говоря ни слова, я оплатил воду и салфетки, и вышел из магазина.

***

Проводив Рокотова взглядом, Стася, чуть помешкав, вышла из магазина следом. Вьюга бросала пригоршни снега ей в лицо, трепала каштановые волосы на злом ветру.

Кроссовки вязли в сугробах – ещё утром земля была голой, кое-где лежали горы грязного, подтаявшего снега. И вот…

Снег заваливался за шиворот, морозил голые щиколотки, но это было последним,