Сашана отпила отвар, закашлялась, потом попыталась начать снова.

— Вчера вечером, после представления, я получила записку от Вомистритуса. Там говорилось, что он устраивает небольшой званый ужин и просит меня присутствовать. После всех комплиментов, которых он наговорил насчет премьеры и моего выступления, я решила, что надо пойти.

— В такой час? — переспросила Глиссельранд. — В Санктуарии?!

Сашана грустно улыбнулась.

— Я, может, и дура, но не до такой же степени! Со мной были телохранители — поскольку ходить по улицам без них в такой час было бы небезопасно. Вомистритус сам встретил меня в дверях и даже обрадовался, увидев моих телохранителей. Он приказал слугам дать им мяса и вина, а сам провел меня наверх, в комнату, где должен был проходить званый ужин.

Она еще раз отхлебнула из чашки.

— Я увидела, что стол накрыт на двоих, и мне сразу все стало ясно. Я повернулась, чтобы уйти, но дверь оказалась запертой снаружи. Я потребовала, чтобы дверь открыли, но он только рассмеялся. Тогда я вспомнила ваши уроки и громко позвала своих слуг, но все напрасно. Вомистритус подошел к столу, сед и принялся за еду. Он вел себя так, словно все уже решено. А потом этот пудинг-переросток обнаглел настолько, что принялся декламировать ваш монолог, господин Фелтерин, из второго действия «Падающей звезды»!

— «Люди зовут меня злым, но не знают Всей глубины моих грешных желаний…» — начал Фелтерин.

— Да, именно этот! — оборвала его Сашана. — Представляете? И читал его он — хуже некуда! Ну, мне ничего не оставалось, как подхватить ответную реплику и подойти к столу. Но Вомистритус все предусмотрел. На столе не было ни одного ножа. Все блюда нужно было брать руками, и выглядели они отнюдь не аппетитно.

— Мог бы приготовить и более приличный ужин, — проворчала Глиссельранд.

— Да критик не видит разницы, — отозвался Раунснуф.

— Я сказала, что скорее пересплю с прокаженным, — продолжила Сашана ровным голосом. Потом горько рассмеялась. — Могла бы и догадаться, что грубость только подстегнет его! Он встал из-за стола и двинулся ко мне, совсем как в пьесе. Но он не учел моих регулярных занятий борьбой и не знал, что я всегда ношу за повязкой нож. Я полоснула его по горлу, и, великие боги, он должен был упасть мертвым!

Ее зеленые глаза горели мрачным адским огнем.

— А дальше? — спросил Фелтерин, который по привычке и складу характера был не только прекрасным актером, но и превосходным слушателем.

— Попасть-то я попала, но его спасли складки жира! Он закричал, кровь хлестала вовсю, но мой нож не достал до вены. Тут же вбежали его слуги и схватили меня. Полагаю, что не один из них недосчитался пальцев, но их было слишком много и они сбили меня с ног. Дальше было еще хуже.

Она помолчала.

— Он перевязал горло, его глаза покраснели еще больше.

Потом его слуги привели моих телохранителей, связанных и избитых. Их заставили смотреть, как он…

Сашана замолчала, на ее лице отразилась смесь гнева, отчаяния и ужаса. Один из ее слуг зарыдал.

— Он… Он прочел еще один кусок из пьесы, — наконец вымолвила она. — «Люблю я укрощать тигрицу в битве…»

В комнате воцарилась зловещая тишина. Потом раздался голос Миртис:

— Он изнасиловал тебя.

Сашана только и ждала этих слов.

— Да, эта тварь меня изнасиловал! — закричала она, вскакивая на ноги, с кинжалом в руках. Чашка со звоном ударилась о противоположную стену и разлетелась на кусочки. — Я убью его!

Из всех присутствующих только Миртис сохранила способность двигаться. Остальных сковал ледяной ужас и невыразимый гнев. Мадам подошла к Сашане и обняла ее. Девушка наконец смогла дать волю слезам.

Вскоре Сашана успокоилась и прошептала, уткнувшись в грудь Миртис:

— Я убью его.

— Нет, дитя мое, — ответила Миртис. — Ты не убьешь его.

Если он умрет, то избегнет наказания, а ты до конца жизни будешь страдать.

— Не понимаю, — сказала Сашана.

— Я говорю о справедливости, — ответила мадам. — Он не забрал твою жизнь, значит, его смерть — неравнозначное наказание. Мы должны воздать ему по заслугам. Отыскать способ, как заставить его почувствовать то, что чувствуешь ты.

— Может быть, с помощью магии? — спросил Фелтерин. — Или…

— Миртис, — вступила в разговор Глиссельранд, — мне кажется, нам не найти желающего изнасиловать Вомистритуса.

Миртис только хмыкнула.

— Это Санктуарий, Глиссельранд, — сказала она. — Здесь это не проблема. Дело в другом. Я имела в виду не сексуальную сторону его преступления, а ту жестокость и унизительность, с которой оно было совершено. Притом необходимо обломать рога этому ублюдку так, чтобы за нас не отдувался потом весь город.

Сашана немного отстранилась от Миртис.

— Ох, он же предупредил! — вспомнила она. — Когда все было кончено, он сказал, что я ничего не смогу с ним сделать, потому что, если с ним что-нибудь случится, император не оставит от Санктуария камня на камне и расправится со всеми жителями — велит казнить каждого десятого. Он еще насмехался, спрашивал, кого из десяти моих друзей я хотела бы видеть на эшафоте!

— Госпожа! — вскричал телохранитель, который недавно плакал. — Позволь мне убить его! А потом я пойду во дворец и отдам себя в руки принца! Санктуарию ничего не будет угрожать, а все мы будем отмщены!

— Благородное предложение, Милее, — ответила Сашана. — Но я не могу пожертвовать тобой ради твари, которая и мизинца твоего не стоит.

— Леди Сашана, — обратился к ней Раунснуф, и на этот раз он был серьезен, как никогда. — Могу я предложить план?

Сашана обернулась к нему. Она все еще дрожала, но одна возможность действовать, действовать любым путем, казалось, успокоила ее.

— Да?

— Миртис, — обратился комедиант к мадам, — какие у тебя отношения с владельцем «Дома Плеток»?

— Весьма неплохие, — ответила она.

— В этом доме есть небольшой внутренний дворик, с колодками, — начал Раунснуф. — Когда здесь были пасынки, это место пользовалось популярностью, по крайней мере мне так сказали, но в последнее время дворик пустует. Особенно после того, как этот козопас…

— Да-да! — перебил его Фелтерин, который начал понимать, куда клонит комедиант. — Так что там насчет колодок?

— Всякому, кто не испытал это на себе, кажется, что это легкая пытка, — сказал Раунснуф. — Но вы только представьте: вы стоите, согнувшись в три погибели, ваши кисти рук и голова зажаты деревянной доской, задница оттопырена — совершенно беспомощное положение. Сперва начинает болеть спина, потом плечи, ноги и все остальное. Они ноют, они разрываются, и под конец первого же дня вы готовы отдать все на свете, чтобы эта пытка прекратилась. Неплохо само по себе, даже если служители заведения не примут участия в истязании, а они просто обожают измываться над связанной жертвой.