Второй причиной было откровенно разукрашенное синяками лицо. Выглядела я похабно, лицо отекшее, как у избитой пьяным мужем жены-алкоголички. Благородная желтизна синяков, которую можно замазать тональным кремом, начнет проявляться на третий день, а сейчас меня могла спасти только бодяга. Но ее ведь надо купить, а в аптеке появляться стыдно. Поэтому, нацепив темные очки на заспанные глаза (пришлось еще полночи давать показания в милиции), я отправилась в японский ресторан «Суши весла». Там я ждала Сашку Кирину. Она любезно согласилась со мной встретиться и пролить свет знаний на темные пятна карты произошедшего со мной за последнее время. Начиная с убийства Ирки Харченко, все подробно.

На альбомном листе, лежащем передо мной, я уже пять раз написала слово «Заявление» и сейчас рисовала цветочки вокруг фразы «Прошу уволить меня по собственному желанию». Подумала и добавила: «Проклятый палач директор, отпусти меня на волю».

Конечно, ничего не будет так просто. Профессиональная этика обязывает выполнять служебные обязанности до тех пор, пока директор не найдет себе нового главбуха. Процесс поиска, при желании, можно растянуть на месяцы. Сотрудник не имеет права уйти, не передав дела. Эта процедура занимает от пятнадцати минут до двух недель, в зависимости от сообразительности преемника.

Иногда обиженный работник наказывает свою фирму и новенького передачей дел типа:

– Здесь – папки с банком, здесь – с приказами. Сюда я складываю счета-фактуры, товарные накладные, авансовые отчеты. Здесь – кассовая книга, балансы, бланки для налоговой. Разбирайтесь, все очень просто. Вот компьютер, бухгалтерия запускается вот так, пароль «сволочь». Удачи.

Мне так однажды передала дела главный бухгалтер с диким имечком Мальвина. Ее извиняло только то, что она была беременна на пятом месяце. Это и послужило причиной увольнения – директор не желал выплачивать декретные. Свое недовольство руководством она обрушила на меня.

Я прекрасно понимала, что мое заявление об увольнении не означает свободу. Начнется долгий период собеседований, повторных встреч, обсуждений кандидатур. Когда новенькая бухгалтерша устроит директора, начнется процесс передачи дел. И только по завершении оного я смогу считать себя свободной. Но ведь надо с чего-то начинать?

Сашка пришла вовремя, мы сделали заказ и молча курили, ожидая еды. Говорить Кирина начала, когда ей принесли солянку, а мне – роллы «Филадельфия».

– Сказать по совести, более гнилой конторки, чем ваша, я еще не встречала.

Начало было ободряющим.

– Чего стоили только те вирши, которые в качестве свидетельских показаний написали твои коллеги – похмельные чудовища. Следователь плакал, когда зачитывал некоторые обороты речи. Ты тоже, Ольга Андреевна, много перлов выдала.

Мне стало стыдно. Но ненадолго. Очень хотелось узнать правду:

– Рассказывай уже, не томи. Чем я провинилась? И зачем все это надо было? Мотив?

– Ты не поверишь. К твоей мании величия события не имеют никакого отношения. То есть ты, дорогая, вообще ни при делах. Пива еще закажи мне!

Послушно машу официантке.

– Слышь, анекдот вчера рассказали, он старый, про забывчивого певца. Знаешь?

«В Киеве, в оперном театре, выходит на сцену солист. Пауза затягивается. Суфлер шепчет ему из будки:

– Я люблю Вас, Ольга!

Артист молчит.

Суфлер шепчет громче:

– Я люблю Вас, Ольга!

Артист переминается с ноги на ногу, не произнося ни слова.

Суфлер уже свистящим голосом и на весь зал:

– Я ЛЮБЛЮ ВАС, ОЛЬГА!!!!

И тут у солиста прорезается голос:

– Шо мне Ольга, я мотывчик забыв!»

Отсмеявшись, Сашка продолжила:

– Поняла? Пока мы разбирались с вашей фирмой, столько грязи вылезло – чуть мотив не пропустили.

Осторожно трогаю щеку и челюсть. Разбитая губа кажется чужой и не дает жевать и говорить. Почему я, Артур? Неужели я настолько плоха, как друг и человек, чтобы бить по лицу и подбрасывать улики против? Не интересовали даже технические подробности, просто было обидно.

– Помнишь, ту высокую блондинку, которую ты встретила у Артура Игорева в гостях, в субботу? Кстати, с этим своим самостоятельным расследованием ты много крови милиции испортила. Что, совсем нечем в выходные заняться? Сиди дома, суп вари, а не с диктофоном бегай по улицам, слышишь?

– Сама суп вари. Блондинку помню. Совершенно пьяная девушка, которая едва могла вспомнить, как зовут Артура.

– Ошибаешься, дорогая. Она прекрасно знала, как его зовут. Более того, про тебя ей тоже было все известно. Они встречаются уже год, и Татьяна давно в курсе всех дел Игорева.

– С ума сойти. А как достоверно все выглядело.

– Естественно. Она учится на третьем курсе актерского факультета нашего Новосибирского театрального института.

– Что-то старовата она для третьего курса.

– На третий раз поступила. Талант в ней дремал, и к двадцати годам глаза открыл.

– Понятно.

– Еще она – младшая сестра Иры Харченко.

Тут со мной случился приступ кашля, потому что я подавилась васаби. Вдохнула в ненужный момент. Родная сестра, подумать только. Модельной внешности блондинка и толстоногая пышная брюнетка Ира – сестренки.

Переждав мой кашель, Светка продолжала заунывным голосом сказителя эпоса:

«Двадцать четыре года назад, если быть точными, в семье воспитательницы детского сада и инженера-наладчика родились две девочки-погодки. Две сестренки никогда не ладили. Разница в возрасте маленькая. Поэтому всегда боролись за игрушки и мамино внимание. Когда подросли, разница между ними стала еще очевидней: старшая, Ира, удалась в мать: плотная, низкорослая брюнетка с дурным характером. Татьяна же пошла в отца: тонкокостная блондинка, хрупкая и высокая. Впрочем, дурной нрав у нее тоже имелся, просто Таня его тщательно скрывала.

Год назад у девочек умерла бабушка по отцу, оставив более чем странное завещание. В наследство, помимо разных фамильных золотых безделушек, икон и картин входил особняк за границей. Старушка происходила из семьи зажиточных украинцев, Григоренко в девичестве, добро сохранять и приумножать умела, несмотря на дефолты, деноминации и инфляцию. Остался прекрасный дом под Киевом, стоимостью не помню, сколько в гривнах, на наши деньги около десяти миллионов рублей.

– Ого-го!

– Завещала она его внучкам с одним только условием. Они его и выяснили, съездив туда и вступив в права наследства: особняк переходил во владение той из них, кто первой выйдет замуж и родит ребенка. В качестве, так сказать, подарка к рождению правнука.

– Ну и бабка! Зачем ей было такой кол вбивать между сестрами, они и так плохо ладили? Невестке, наверное, за что-то мстила?