Роткопф не первый, кто заговорил о начале прохладной войны. В конце 1970-х годов этот термин впервые предложил писатель-фантаст Фредерик Пол (Frederik Pohl), который в своем романе-антиутопии с таким названием нарисовал картину борьбы наемных хакеров различных государств, запускавших вирусы, чтобы обрушивать фондовые биржи, борьбы, в которой сражения уступили место саботажу.

В конце прошлого года European Journal of International Law тоже предпринял попытку дать определение новому типу конфликта, утверждая, что, как и в случае с холодной войной, важным фактором здесь является нарастающая непримиримость в отношениях между международными органами.

«Мы уже не наблюдаем за тем, как те или иные сверхдержавы направляют друг на друга орудийные арсеналы наготове, и разговоры сейчас ведутся совершенно иные. Тем не менее, от одной точки напряженности и глобальной угрозы до другой, будь то Африка, Ближний Восток (Сирия, Иран), Юго-Восточная Азия, Кореи, Япония или Китай, Совет Безопасности и региональные органы зачастую расстраивают планы друг друга посредством вето, посредством угроз наложить вето или в результате отсутствия консенсуса».

Утверждение, что технологии меняют природу конфликта, уже успело превратиться в трюизм. Однако отличительной чертой конфликтов в нынешнюю эпоху стало то, каким образом сочетание технологий и знаний об их смертоносной и разрушительной силе на уровне, не дотягивающем до уровня горячей войны, ставят под угрозу дипломатические соглашения и международное право, в частности те его пункты, которые касаются суверенитета.

Реальность такого положения дел очевидна. Состояние прохладной кибервойны уже характеризует отношения между некоторыми государственными субъектами и некими посредниками, ежедневно проводящими кибератаки и участвующими в гонке кибервооружений. И ответственность за эти кибератаки несет не только Китай. США и Израиль стоят за созданием вируса Stuxnet, который смог захватить и использовать автоматизированные системы управления Ирана, чтобы повредить ядерные центрифуги, и это стало доказательством того, что посредством подобных атак враг способен нанести физический ущерб промышленным системам, не пересекая государственных границ.

Если кибервойны ознаменовали собой начало новой эры саботажа и шпионажа, участившиеся случаи применения беспилотных истребителей, которые управляются операторами, находящимися далеко от линии фронта, вызывают не меньшее беспокойство. Вопрос о том, являются ли беспилотники более или менее нравственным оружием в сравнении с другими видами смертельного оружия, никем не обсуждается. Согласно законам войны, ключевое значение имеет намерение, то есть то, насколько оправдана цель, насколько она опознаваема и насколько велик риск жертв среди мирного населения.

Если новые технологии представляют собой вопрос, требующий особого рассмотрения, как утверждает Майкл Уолцер (Michael Walzer), специалист по этике и автор книги «Справедливые и несправедливые войны» (Just and Unjust Wars), то здесь речь должна идти не о правильности или неправильности точечной ликвидации – она всегда имела место в условиях войны, и ее применение в ходе развития конфликта контролировалось международным гуманитарным правом.

Вместо этого, настаивает он, «сложность» кроется в том, что «технологии настолько развиты, что критерии их использования, вероятнее всего, постоянно будут ослабляться» – по его мнению, это уже случилось в Пакистане и Йемене. Проблема, возникающая в связи с использованием других новых технологий в условиях прохладной войны, заключается в том, что они облегчают развитие разного рода незначительных конфликтов. Уолцер прав. Нам уже пора беспокоиться. Одной из ключевых характеристик «войны с терроризмом», одним из компонентов прохладной войны, как пишут критики, является то, что она стала бессрочной.

Несмотря на то, что о причинах войн написана масса литературы, стоит серьезно задуматься, почему государства стремятся избегать конфликтов: они не хотят ввязываться в войны, потому что это влечет за собой определенные сложности и риски, а также потому, что гуманитарные и финансовые потери могут оказаться довольно высокими. Эту мысль весьма емко выразил генерал армии конфедератов Роберт Ли (Robert E Lee): «Хорошо, что война так ужасна, иначе мы бы слишком ее полюбили». Однако тактика и стратегия прохладной войны могут показаться политикам довольно привлекательными, поскольку эта разновидность конфликта малозатратна – в смысле человеческих потерь и потери политического авторитета – кроме того, она производит впечатление менее опасной, чем «настоящая» война.

Если говорить о последней особенности прохладной войны, то она заключается в том, что многое в ней совершается на границах прозрачности – будь то действия секретных служб, таких как ЦРУ, Народной армии Китая или неких посредников – в отсутствии обозначенных целей и желания обсуждать то, каким образом ведение подобных кампаний может затрагивать самые разнообразные вопросы, от суверенитета до международных конвенций.

Если у нас и остался повод для оптимизма, это потому что переход к прохладной войне не прошел незамеченным. Законодатели и защитники прав человека подняли различного рода правовые вопросы и заговорили об отсутствии прозрачности и рисках, которые несет в себе прохладная война. В частности ООН в настоящее время изучает вопрос легальности использования беспилотников в военных конфликтах. Однако пока эти споры весьма фрагментарны. Нам необходима полноценная дискуссия о том, как новые технологии и новые способы ведения военных операций влияют на все аспекты нашей жизни, от прав человека до государственных границ и суверенитета, в эпоху глобальной взаимосвязи, когда интересам любого государства может угрожать человек, сидящий за компьютером на другом конце света.

Реальность такова, что, будучи далеко не малозатратными и не безопасными в новую эпоху теневых конфликтов, кибервойны и неограниченный никакими нормами авантюризм могут представлять собой серьезную угрозу.

Перманентное состояние прохладной войны без фронта, без четких правил и без подотчетности – это рецепт нарастающего напряжения, которое может вылиться в настоящую горячую войну.

Комментарий к статье:

Технологии «цветных революций» и «асимметричных войн» – это именно технологии. Их относят к Шестому технологическому укладу, обобщённо они относятся к целому спектру технологий демонтажа и сборки социальных субъектов – государств, обществ и даже цивилизаций. До демонтажа цивилизаций пока дело не дошло – но всё происходит когда-то впервые.

Перевод локальных, региональных и даже глобальных конфликтов в «прохладную» фазу – очевидный тренд и реальное будущее. В то время как генералы готовятся к прошедшим войнам, технологи отрабатывают войны будущие – и сегодняшний день не исключение.

Россия разворачивает колоссальную программу перевооружения стоимостью в триллион долларов, которые предстоит потратить на неё в течение ближайших 7–8 лет. Нисколько не сомневаясь в важности, своевременности и даже запоздалости этих мероприятий, зададимся вопросом – чем может помочь современная армия, «заточенная» на нанесение громящих ударов по территории противника, своим собственным городам, которые уже сейчас захвачены противником? Противником безжалостным, равнодушным к своей собственной и тем более чужой жизни. Противником, который фанатичен, упорен и не знает пощады ни себе, ни нам. Сирийская армия уже столкнулась с этой проблемой – и решает её. Тяжело, кроваво и с неимоверным напряжением сил. Разнося в щебень собственные города. Просто потому, что ее учили именно этому.