Решаю осмотреть комнату дальше.

Даже не знаю, зачем. Меня просто тянет. Мне нужно.

Отодвигаю массивный стул тёмного дерева с мягким зелёным сиденьем, усаживаюсь.

Тяжёлый такой. Но сидеть удобно. Широкие подлокотники по краям истёрты. Он проводил в нём много времени. Он был не из тех королей, который тратят своё время на охоту и рыцарские турниры.

Закрываю глаза и просто сижу какое-то время неподвижно. Борюсь с подступающими слезами.

Меня снова преследует его образ. Как будто он здесь сейчас, рядом, стоит над моим плечом и смотрит на меня сверху.

Открываю глаза. Действительно смотрит. С портрета.

Но я уже взяла себя в руки и решила, что раз я здесь, то пойду до конца. Узнаю всё, что могу, иначе потом меня будет голодным волоком раздирать на части неутолённое любопытство.

Замечаю, что верхний ящик стола закрыт на ключ. Который небрежно оставлен прямо в замочной скважине.

Поворачиваю его и выдвигаю ящик, и то, что там вижу, пробивает окончательно щит моей притворной невозмутимости.

На старом, пожелтевшем листе бумаги — выведенный пером список.

Штук десять строчек. В них женские имена.

Алисия Фостергловер.

Марианна Реннская.

Леди Даяна (вдова) — напротив большой знак вопроса.

Матильда Фостергловер.

Марта Ламберт.

Корианна Лостер-Борринген

Маргарита (не помню фамилии, тот пузатый герцог из Восточного крыла, уточнить)

Элиза (Элоиза? Элизабет?) Фарианская.

Райна (не знаю, зачем, но пусть будет. Ей будет приятно. И позлить Орден)

И каждая, каждая из этих строчек зачеркнута.

Ниже — крупно, размашисто, неровно, совершенно не похоже на его обычные аккуратные строки.

Мэган… Роверт?

Мэган Роверт.

Меган Роверт.

Мэган.

Мэг

9.4

Утром я проснулась от того, что чихнула.

Потом чихнула ещё раз, и ещё.

Шмыгнула носом, потёрла глаза… зря это сделала, потому что они немедленно зачесались.

Да что происходит-то?

Я постаралась кое-как разлепить опухшие веки и с удивлением уставилась в незнакомый потолок. Который при дальнейшем изучении оказался балдахином. Алым, бархатным… и очевидно, содержащим столько пыли, что рассмотрев его подробнее при утреннем солнечном свете, в котором ярким снегопадом горел сноп кружащихся пылинок, я вообще удивилась, каким чудом дожила до утра.

Вылезла из чужой постели, оглянулась — не удивилась бы, если б после меня остался след, как в сугробе.

Потянулась от души… в целом, честно говоря, удивительно хорошо выспалась. Удобная все-таки у него кровать. Была. И широченная такая! Зачем вообще столько места одному человеку?

В виски пульсом бьёт мысль о том, что вряд ли он так уж часто спал здесь один. Вон, Малена же не случайно вспомнила про горячую кровь! Явно жизнь евнуха король, чтоб его, Себастиан, не вёл.

И — нет, не буду по этому поводу злиться! Ещё чего не хватало. Во-первых, это было давно. Во-вторых, мало ли, что он был обручённый — его невесте, то бишь мне, на ту пору ещё стукнуло всего-то восемь лет. Глупо было бы требовать от жениха хранить верность. Хотя вообще-то, мог и похранить, всё-таки взял на себя обязательства!! Про уважение ещё чего-то там писал!! В-третьих, какое мне вообще до этого дело…

К чёрту.

Злюсь ужасно.

Уже тогда бабником был, бабником и остался. Ничего не изменилось. Лишь бы кому-нибудь под юбку залезть. Всё-таки правильно говорят, власть развращает.

Чтобы как-то отвлечься, решаю сделать уборку в своём новом жилище. Тем более, я давно заметила, еще со времен своих первых путешествий по Оуленду, которые куда меня только не заносили — чужое место становится твоим именно после того, как своими руками там наведёшь чистоту. А я умела!

Моя страсть к физическому труду вспыхнула внезапно, когда отступила болезнь, всё детство приковывавшая меня к постели, из-за которой ничего тяжелее вилки мне поднимать не разрешалось. Едва вырвавшись на волю, я использовала любой шанс для того, чтобы сделать что-то руками или побежать куда-нибудь на своих собственных ногах. Меня находили то в кухне, помогающей готовить ужин кухарке, то в каморках служанок, то в конюшнях, то на крепостной стене с каменщиками… Слуги возмущались и отнекивались первое время, потом привыкли.

Тем более, брат не препятствовал моему увлечению, скорее наоборот. Дункан говорил, полезно принцессе знать, как живёт простой люд. Он рассказывал мне, что и сам когда-то начинал с того, что служил оруженосцем у знатного лорда в Закатном крае. Тэмирен при этом мечтательно улыбнулась и добавила, что тоже начинала свою карьеру с должности оруженосца. Я прекрасно помнила то время, когда она явилась к нам в холд, переодетая мальчиком. Брата она смогла обдурить, а вот от моего взгляда колдуньи её маскарад, конечно же, не укрылся. С этого началась наша с ней дружба.

Вообще, отдавать детей в услужение, чтоб начинали свой путь с низов и к моменту, когда освободится место лорда, наследник знал, что к чему в этой жизни — была обычная практика для детей богатых семей в Оуленде. Конечно, в тех семьях, где хотели вырастить порядочных и достойных будущих правителей. Что-то сомневаюсь, что Бастиану когда-нибудь приходило в голову чистить конюшни или самому себе пол подметать. Вспомнились длинные аристократические пальцы, то, как изящно в них выглядело перо…

А потом — вспышкой — как впивались жадно в мою грудь, белеющую в разорванном вырезе платья.

Швабра падает из рук.

Я снова ее поднимаю, растерянно оглядываю тесную кладовку, которую с трудом нашла в заброшенном крыле дворце. Надо найти что-то ещё… Но я забываю напрочь, что.

С огромным трудом возвращаю мысли в нужное русло.

Ведро и тряпки, да.

Жестяное чуть мятое ведро нахожу, а вот тряпки — нет, и мне приходится, повздыхав, разорить ещё соседние покои, по виду — гостевую спальню, стянув белые занавески с окна и безжалостно порвав их