нанесенных ей «ранений» совпадают с повреждениями настоящих жертв.

Если фотоаппарат побывал в руках убийцы, то есть мизерный шанс, что на нем остались отпечатки, а раз так – надо его использовать. Значит, решил правильно.

Правда, неясно, под каким соусом сдавать его экспертам. Сорокин бы решил, у него там какая-то рука, и преволосатая. Но капитана не было, не было и сопроводительного документа. Сергей решил: «Можно и на месте оформить. Сергеевну выловить, объясниться по-хорошему… так. Стоп».

После казуса с Введенским не факт, что… ну да, что Катерина по-прежнему надежна. Все-таки она его жена. Сорокин по старческой немощи, может, шамкает о доверии тому, кого сто лет знаешь. У него, Акимова, веры нет никому из Введенских.

«Найти Волина, – сообразил Сергей, – он как раз мужик надежный и разумный. Ну а если нет, то прям к Китаину! Что они устроили бюрократию, право слово…»

Вот эта последняя мысль чрезвычайно походила на западло. Это ли не стукачество?! Да еще на Елисееву… тьфу, Введенскую. На Сергеевну! На Катьку! На своего парня, до недавнего времени – умнейшую и надежнейшую женщину из всех ему известных!

Лично его она ни разу не подводила, не пакостила. Напротив, всегда была готова помочь, посоветовать, поговорить, с кем надо, у нее ж до замужества были о-го-го какие связи. И вот на нее, по сути, руководству доносить?

«Тогда, черт подери, что делать? Не время тянуть волынку, надо действовать. Никто не знает, где он сейчас, что замышляет, может, вон почивает в соседнем доме…» Мысли жгли самым осязаемым образом, Акимов вертелся, как на шампуре, Вера взмолилась:

– Сережа, мне надо выспаться! Не прыгай, укачивает.

– Прости.

Он поднялся, оделся, выкрался из комнаты, обосновался на пустой кухне. Мучился, мучился – да и уснул прямо за столом. Проснулся за полчаса до первой электрички, спросонья чуть не забыл фотоаппарат и конверт.

И все-таки поспел. Утренний люд в вагоне – по преимуществу работяги – досыпал, поэтому Сергею в глаза почти тотчас бросилась не поникшая, как у большинства спящих в вагоне, фигура, а выпрямленная и с поднятой головой. В соседнем вагоне торчал и глазел в запотевшее окно проклятый Введенский. Приподнявшись и присмотревшись, Акимов увидел, что и футляр – трижды проклятый – у него. «Это как же понимать?!»

Мысленно послав к черту и Сорокина, и доверие, и вообще все, Акимов переложил пистолет в карман поближе, прошел в соседний вагон, плюхнулся напротив.

Введенский отвел глаза от окошка. Одет он был на этот раз точно на вернисаж. Все ношеное, но чистое, рубаха крахмальная, брюки с шикарной стрелкой, ботинки сияют, щеки гладко выбриты. Правда, морда сине-белая и под глазами черно, как в старой пепельнице. И смотрит не как обычно, высокомерно, насмешливо, а как больная собака. Спросил безразлично:

– Что опять?

Акимов, держа руку в кармане, на спусковом крючке, кивком указал на футляр:

– Откуда?

– Не твое дело.

– Куда тащишь?

– На Петровку.

– Куда?!

– На Петровку, на Петровку.

– Зачем?

– Николаич попросил.

– Тебя?!

– Нет. Катерину.

– Зачем?!

– Ты, какаду красноперое, издеваешься или в самом деле такой неумный? – беззлобно уточнил Введенский. – Отдам эту чертову скрипку, расскажу, как дело было. Сяду.

– За что?

– Надо думать, за убийство. Сколько их там: три, пять, десять, пятнадцать? Найдется, сколько надо.

– Ты же не убивал.

– Это с каких пор такая уверенность? Сам-то в лесу иначе пел. Или там салют был, приветственный?

Акимов промолчал. Введенский продолжил:

– Она мне порассказала того-сего. Невиновного мальчишку в допре держат, ну а меня что, сам бог велел. Кандидатура вполне подходящая.

– Это ж ложное показание. Самооговор.

Михаил удивился:

– Позволь, ты что, недоволен?

– Это сокрытие преступления. Покрываешь настоящего преступника.

– А вот тут ты ошибаешься. Я просто доставлю доказательства, то есть принесу предмет, похищенный у жертвы. Дальше-то я лично ничего не буду делать. Ваши сами справятся.

– То есть типа собой пожертвуешь, – уточнил Сергей. – А для чего? Чтобы от настоящего убийцы след отвести?

– Дурак ты все-таки. Отводить тут нечего, ничего у вас на него нет. Так вот и остается, что всех мало-мальски причастных грести. Чем больше народу посажено, тем убийце спокойнее, тем скорее он себя проявит…

– Ты о Катерине подумал? – зло спросил Акимов.

– Прежде всего. Сам сдамся, с нее какой спрос.

– Формально получается, что она убийцу покрывала.

– Она не знала.

– Вопрос возникнет, почему не заявила самоотвод.

– Заявит сегодня.

Сергей попытался еще раз достучаться до Введенского:

– Сам посуди, кто ей поверит, что она, следак, не видела футляра у тебя. Все равно выпрут из органов с волчьим билетом. – Он подумал и решился, ощущая себя кинопровокатором: – Но есть другой вариант.

– Какой?

– Я сам футляр экспертам сдам.

– А я?

– Ты поезжай в колонию, только чтобы всю дорогу был на виду…

Введенский к чему-то пробормотал:

– Сговорились они, что ли? Сходил Миша в отпуск, вот спасибо… Хорошо, а смысл?

– Потянем время, – твердо продолжал Акимов, с каждым словом понимая, что прав, – дело это нескорое, пока снимут пальчики – а их много, пока обработают, разберутся со всеми, пробьют по картотеке – все и прояснится. Может, и выйдем на настоящего убийцу. Ты только дело запутаешь.

– То есть, по-твоему, выходит, что я всем мешаю, – то ли в шутку, то ли всерьез уточнил Введенский. – Лишь моя персона мешает выловить настоящего душегуба.

– Я с тобой по-человечески, а ты заедаешься. Сам рассуди, без сердца – разве так не лучше? И к Катерине никаких вопросов.

– Теперь типа ты собой жертвуешь, – ерничая, заметил Введенский. – Что, цену себе набиваешь? Больно ты о ней печешься, лейтенант. Или все-таки правду болтают про вас?

– Женат я, – вздохнул Акимов, – и давно. И хорошо. Ну сам посуди.

Он достал бумажник, раскрыл, точно удостоверение. Введенский, без интереса рассматривая фото красивой брюнетки, большеглазой, скуластой, в целом одобрил:

– Хороша. Только видно, что командирша, и взгляд, как у судьи.

«Ишь, глаз – алмаз», – невольно восхитился Сергей, по-черному завидуя, что сам таким зрением не обладал.

– И кто эта королева?

– Жена моя.

– Сочувствую, – хмыкнул Михаил. – И к чему эта демонстрация?

– К тому, что сам рассуди – Катерина и…

Мысль он не закончил: Введенский быстро, без размаха и, пожалуй, со стороны незаметно, но очень сильно двинул его в челюсть. С наслаждением двинул. Если бы вагон не подскочил на стрелке, одного зуба как минимум Акимов недосчитался бы. Второй удар предотвратил громкий приказ:

– Введенский! Атанде![12]

Немногочисленные пассажиры, проснувшись, завертели головами, но смотреть уже было не на что. Катерина Сергеевна, толкнув мужа в грудь, умудрилась его оттеснить. Пока Сергей ставил на место