Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы усиленно репетировали, к нам неожиданно присоединилась клавишница из нашего же с Эдиком вуза. Она была из Тольятти и жила на съёмной хате рядышком с академией. С ней вообще было туго, она была простой любительницей с синтезатором, уровень почти нулевой, как у Эдика.
Я оказался у ней на хате. Она была невзрачной внешности, низкая, толстоватая и с неславянским обликом. С ней вместе жила тоже студентка, её подружка из Тольятти. Я остался с её соседкой тет на тет. Виртуозно играл на синтезаторе, болтал с ней о всяком. У неё тоже были прыщи, качественно своеобразной формы, но тоже изрядно портили ей вид. Это было настолько редким явлением, парень с девушкой — 2 студента оказались вдвоём в пустой квартире. Нужно было заниматься любовью, почему же она так меня не хотела, почему не выпускала ни малейшего намёка к тесному сближению. Она могла просто предложить мне заняться любовью, я бы охотно согласился. Я ей наскучил и свалил несолоно хлебавши. Она не хотела меня, не хотела со мной физически соприкасаться, неужели я был так откровенно плох. Нищая подваленная студентка из Тольятти не хотела мараться о невостребованный труп с непомерными амбициями императора. Ну не был я таким уродом, меня Яна же позвала к себе, а я не среагировал. Сама даже познакомилась со мной она, значит было всё не так плохо.
Миновали мимо сессии, не было конца моей депрессии, была головная боль из-за прыщей, появилась из-за группы. Ни у кого не хватало духу выгнать эту клавишницу вон. Насколько ей тяжело это всё давалось. Эдику не нравились эти жалкие три песни, которые мы с невероятно огромным трудом выучили, потому что пел их я. Я был в центре, центрированный и спокойный.
Преподы здорово наживались на взятках. Мой одногруппник, если не сдавал с первого раза то покупал. Я был рад трояку. Все курсовые скачивал из интернета, распечатывал и сдавал. Потом ел пирожки из буфета, они были завёрнуты в листы курсовых, я хотел наткнуться на свою, но не фортуна. Кто-то с нашего курса записался выступать на студвесне. Участвовать мог любой курс нашего факультета права. Я притащился на их репетицию и сказал, что я могу. На меня повесили аж два концертных выступления. В одном номере я должен был соло петь Носкова я люблю тебя, это здорово, а во втором с закрытыми глазами играть на гитаре клён ты мой опавший из курса в музыкальной школе. Я так крепко помнил куда пальцы ставить в этом произведении, что в одиночку играл безошибочно не смотря на гриф. Зачем нужно было ввязываться в эту студвесну.
Я должен был утонуть тогда, когда мелким прыгнул с катамарана. Дотронулся ногами до дна реки человеческой скудости. И меня вытащил бдительный мужик, он не хотел садиться из-за меня в тюрячку. А угроза была. Для подготовки к концерту мне выделили индивидуального тренера по вокалу Галю. Эта была на пару лет серьёзнее меня девица с огромнейшим эгом. С насколько заумным видом она наставляла меня как стоять, как дышать, как то, как сё. Я хотел всегда петь на свой изысканный манер, я никогда не понимал почему вечно надо петь так, как задумано изначально. От этой Гали я только ещё больше занимался, педагог из неё так себе. Я даже позвал её куда подальше, но чтобы серьёзно было, как на настоящем свидании. Валя мне решительно отказала. Она говорила, что у меня хороший голос, но так и не поставила его, как надо.
Режиссёр представления являлся каким-то левым кочевым монголом, я его ни разу не видел в стенах храма экономических знаний. Наверно проплачивал всё: уж вид у него был холёный. Во время моей игры на гитаре с завязанными глазами этот кретин общался за столом с несколькими людьми. Это было по сценарию, якобы мы в кафе, а я там работал музыкантом. Неужели они не могли осознать, что не нужно было трепаться когда я исполнял вальс. С четвёртого курса отплясывала балерина, и у неё дурно пахло изо рта. Я вообще ни с кем не общался из наших выступающих, очень редко. Я легко наблюдал, как они все уже посчитали меня изгоем. Они смутно чувствовали, что я был полым бамбуком через которое просто распространялось сущее. Им это было не нужно, им не до этого, им нужно было подумать о тысяче и одной вещи.
На генеральной репетиции никто не выразил мне ни слова поддержки во время пения я люблю тебя это здорово. Я ярко ощущал, как им не нравилось, что я пел эту песню каждый раз по-разному, не попадал точно в ноту, чтобы была мини-копия Носкова. Этот бездарный режиссёр естественно был и в главной роли. Я в школе сценки стряпал лучше, чем вот эти платные студенты вокруг и это были будущие выдающиеся юристы — железобетонная опора государства. Уже по эдакому безобразному сценарию можно было понять какое таких людей и государство поджидало будущее. Одна мужа отравила, а потом её саму забили до смерти, да, эта девушка якобы училась со мной в одной группе и появлялась только на первом сентября, чтобы сфотографироваться на память. Больше её никто не видел, но она числилась с нами до самого конца. Каждое занятие преподаватели отмечали присутствие. Только в одной нашей группе никогда не появлялось человек десять. Я бы не удивился если они уже и диплом купили заранее.
Я был зависим от своего расширенного оргазма и часто мастурбировал: старался раз в день в ванне или лёжа на давно убитой скрипящей койке. Я приобрёл телефон понавороченнее и загрузил себе на трубку несколько видосов сомнительного содержания, безусловно, там горячо любили девчонку в попу. Мне всегда было противно смотреть на традиционный половой акт. Я был рад, что не надо больше образно представлять девушку в голове, можно просто наблюдать как это делают с другой.