Вытащить Аврору из квартиры оказалось труднее, чем я ожидала. Весила она не больше шестидесяти кило, но казалось, что тонну. Я никак не могла решить, что хуже: вес мертвого тела или охватившее его трупное окоченение. С неимоверным трудом я дотащила Аврору до лифта и нажала кнопку вызова, благо электричество уже дали. Кабина поднималась с лязгом и грохотом. Казалось, она движется медленнее, чем всегда.

Но когда я открыла дверцу, мне стало ясно, что места в кабине слишком мало. Лежа Аврора Перальта никак бы туда не поместилась. Ее руки и ноги стали жесткими, как стальная арматура, и я никак не могла их согнуть. В висках у меня стучало, руки тряслись. Нос и рот я завязала рубашкой, смоченной протирочным спиртом; теперь эта повязка мешала мне дышать, а пальцы в резиновых перчатках, которые я надела, вспотели и распухли. Порой мне даже казалось, что это не я, а кто-то другой пытается втиснуть в лифт окоченевший труп.

Стоя перед распахнутой дверью лифта, я напрягала все свои мыслительные способности, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Тащить Аврору по лестнице было бы самым верным способом попасться с поличным. Точно так же не стоило и мешкать на площадке рядом с мертвым телом. Двенадцать подвигов Геракла казались пустяком по сравнению со стоявшей передо мной задачей. Я знала только одно: эта мертвая женщина была залогом того, что сама я останусь в живых. Мне было необходимо правильно разыграть свои карты, чтобы поселиться в ее квартире.

И я потащила тело Авроры Перальты обратно. Разворачивая ее ногами вперед, по направлению к двери квартиры, я почувствовала себя, как человек, который уже долгое время ходит по кругу, но никак не продвинется в нужном направлении. Первая попытка избавиться от тела (спустить его вниз на лифте) заняла у меня почти час, и в результате я оказалась там же, откуда начала. Подстегнули меня доносящиеся с улицы звуки стрельбы, взрывы и звон разбитых бутылок. Нельзя сдаваться, нужно действовать, и действовать быстро. Думай, Аделаида Фалькон, думай!.. Я перевела дух и огляделась. Должно быть, верно говорят, что человек, попавший в безвыходное положение, проявляет чудеса изобретательности и сообразительности. Так случилось и со мной. Взгляд мой, словно сам собой, остановился на ножной швейной машинке, которая в сложенном виде напоминала стол с колесиками. Верхняя крышка машинки приходилась почти вровень с подоконником. Это было именно то, что нужно! Если на улицах мужчины и женщины убивают и калечат друг друга почем зря, вряд ли кто-то обратит внимание на еще одно мертвое тело, свалившееся с пятого этажа. Так пусть прольется дождь из мертвецов, подумала я и вдруг поняла, что это совсем не метафора.

Вытолкав швейную машинку из угла, я подкатила ее к открытому окну. Следующие минут двадцать ушли у меня на то, чтобы переложить тело на крышку. Делать это пришлось в два этапа. Сначала я с грехом пополам оторвала Аврору от пола и взгромоздила на сиденье стула и тут же, используя инерцию рывка, закатила труп на швейную машинку. Гладкая полированная верхняя крышка машинки была похожа на огромное сервировочное блюдо, но я поспешила отогнать от себя эту мысль и перевернула тело лицом вниз. Ноги Авроры совсем окоченели и были негнущимися и прямыми, как каминные щипцы. Ригор мортис сделал ее похожей на печального акробата.

Я напрягала все силы, словно не избавлялась от мертвеца, а рожала дочь или сына. Когда-то моя мама любила напевать песенку, в которой говорилось о другой матери, которая верила, что ее дочь зачала от ветра. Сейчас мне показалось, что эти слова идеально подходят к моей ситуации: я зачала на пустом месте, а теперь наступили роды.

Когда тело Авроры Перальты перевесилось за подоконник больше чем наполовину, на помощь мне пришел закон всемирного тяготения. Верхнюю часть туловища потянуло вниз. Мелькнули в воздухе ноги-палки. Это был уже не мертвый человек, а просто неодушевленный предмет, не вызывавший у меня никаких чувств. Это не твоя вина, Аделаида, сказала я себе, опускаясь на пол возле окна. Пот заливал мое лицо. Это не твоя вина. Не твоя… В моих ушах звенел стрекот мотоциклов Сынов Революции, точно пули носились их пронзительные крики и угрозы: «Убей его, убей! Убей эту собаку! Достань скорее телефон, снимай! Они схватили его! Снимай же!.. Убей!..»

Только благодаря этому шуму я не услышала, как тело Авроры Перальты ударилось о мостовую.

Мне очень хотелось выглянуть и посмотреть, куда упало тело, но я продолжала сидеть на полу, чувствуя, как непереносимый стыд сжигает меня изнутри. Лицо горело, и я по-прежнему обливалась потом. Хирургические швы, которые наложила мне на рассеченную голову Мария, жгли как огнем. Едкая, густая, как желе, рвота поднялась откуда-то из глубины, наполнив рот горечью. Я отчетливо понимала, что моя ситуация достигла точки невозврата и что любая попытка как-то исправить то, что я совершила, сделает невозможным, неисполнимым мой следующий шаг. Да, я не убивала Аврору Перальту, но это не означало, что я ни в чем не виновата. Я не выдержала и – пусть по необходимости – все же вкусила из того же корыта с гниющими объедками, что и многие мои соотечественники.

Я всего лишь хотела, чтобы у меня был дом. Место, где приклонить главу. Место, где я могла бы сложить свои вещи и смыть грязь со своего тела. И чтобы добиться своего, я должна была поторопиться. Нельзя было оставлять тело Авроры валяться на тротуаре перед парадным. Любой из жильцов мог ее опознать, и тогда начнутся вопросы.

План у меня был уже готов. Метрах в двадцати от здания я заметила большой мусорный контейнер, в котором что-то горело. Если я сумею оттащить Аврору туда, никаких проблем не будет. Не останется никаких следов. Просто в городе появится еще один мертвец. Еще один труп – один из многих. Сколько расчлененных тел каждый день находят в брошенных чемоданах и просто на помойках? Сколько мертвецов, которых никто никогда не опознает и не будет разыскивать, валяются в городских парках? Эти люди умерли… На этом их история заканчивалась.

Некоторое время я не могла решить, завязать ли мне лицо пропитанной спиртом рубашкой или не стоит. Да, повязка могла бы защитить меня от слезоточивого газа, но если я спущусь вниз с закрытым лицом, кто-то мог подумать, будто я в конце концов выбрала, на чьей я буду сражаться стороне. И у этого кого-то не будет никаких сомнений в том, что это за сторона. Протестующие, демонстранты часто прикрывали лица воротниками рубах, чтобы защититься от слезоточивого газа. Это была униформа жертв – тех, кто заранее проиграл; магнит, притягивавший вооруженных головорезов и бандитов всех мастей. И все же в последнюю минуту я схватила рубашку и, держа ее в руке, сбежала вниз. Не успела я ступить за порог, как мое горло обожгло запахом перечного газа.

Аврора Перальта упала на асфальт головой вниз, и я едва ее узнала. Вонь горящих покрышек и слезоточивого газа растекалась по улице густым облаком, которое могло служить прекрасным прикрытием, если только действовать быстро. Пригибаясь, я потащила тело Авроры к охваченной огнем бочке, которая валялась рядом с намеченным мною мусорным контейнером. Расстояние оказалось несколько больше, чем я рассчитывала, зато по дороге я подобрала бутылку с бензином – самодельную бомбу, которую какой-то злосчастный демонстрант так и не успел бросить. Облив тело Авроры бензином, я за ноги подтащила его поближе к бочке. Одежда на ней вспыхнула почти мгновенно, и я отшатнулась от взметнувшегося вверх пламени. Совсем как костер на Иванов день, промелькнула у меня в голове неуместная мысль. Костер на Иванов день – в феврале…