Похоже, переливания крови от Авроры ко мне было недостаточно. Чтобы заставить свое сердце работать, как надо, я должна была выпустить всю свою прежнюю кровь. Я должна была окончательно войти в новую роль. Авроре не повезло в жизни, но это не означало, что я должна стать такой же невезучей. В конце концов, я зашла так далеко вовсе не для того, чтобы рухнуть за считаные метры до финиша.

Поднявшись со скамьи, я вышла из здания аэропорта и твердым шагом направилась к стоянке такси.

– Улица Лондрес, восемь, – сказала я водителю, захлопывая за собой дверцу.

Белый седан рванул с места и влился в поток машин, двигавшийся по кольцевой трассе М-30. Шофер включил радио, и мужской голос в колонках произнес: «…В Мадриде – девять утра. На Канарских островах – восемь часов».

Машина пересекла широкое шоссе, по обеим сторонам которого высились современные офисные здания. Небо было чистым, как вымытое стекло. Глядя в окно, я мысленно повторяла все, что мне было известно о моих новых родственниках. Мария Хосе работала медсестрой в муниципальном центре здоровья. После развода они с сыном переехали в съемную квартиру в нескольких кварталах от дома Пакиты. Квартира была светлой, просторной и выходила на улицу. «Тебе понравится», – писала Мария Хосе в своем последнем электронном послании. Ее мать Пакита жила в старом семейном особняке на углу улиц Кардинала Бельюги и Хулио Камба, неподалеку от площади Амери́ка Эспаньола – ме́ста, которое я успела полюбить благодаря оливковым деревьям, которые не менялись на протяжении всего года: единственная постоянная величина, бросавшая вызов смене времен года. Пакита жила одна, если не считать ухаживавшей за ней боливийки. Как я поняла из писем Марии Хосе, ее мать то мыслила вполне здраво, то проваливалась в пучину старческого слабоумия. «В общем, сама увидишь», – писала Мария. «Да, увижу», – сказала я себе сейчас, поскольку высившиеся вдоль шоссе дома лишили меня дара речи: каждый из них казался мне выше и красивее, чем предыдущий.

Такси повернуло на мост Вентас сразу за Ареной – местом, где точно так же, как в моем родном городе, быки и мужчины встречались со смертью под фанфары и барабаны. Здесь, впрочем, мне пришлось бы платить за место на трибунах. В Каракасе смотреть на смерть можно было бесплатно.

Дом восемь по улице Лондрес выглядел довольно симпатично. Входная дверь была открыта, и какой-то мужчина с морщинистой, высохшей кожей мел ступеньки, которые, на мой взгляд, и без того были безупречно чистыми. У него было лицо курильщика, зубы курильщика, но темно-синий рабочий комбинезон выглядел свежим, как только что из химчистки. Отложив метелку, он помог мне выгрузить багаж.

– Мне нужно на пятый этаж.

– Да, да, к Марии Хосе… Она говорила, что кого-то ждет. Может быть, подняться с вами?

– Нет, спасибо, – ответила я. – Я сама.

Когда дверцы лифта закрылись, я посмотрела на себя в зеркало. Вид у меня был ужасный. Утомленное, постаревшее лицо, возле губ залегли горькие складки. Между женщиной, которой я была, и моим отражением в зеркале стояло немало призраков – выгоревших, полинявших копий оригинального документа. Я сильно похудела и выглядела старой, старомодно одетой, словно я явилась не из другой страны, а из другого времени. Должно быть, именно так выглядела мать Авроры, когда только приехала в Каракас. Вся разница заключалась в том, что я была жива, а она – нет. Жизнь – чудо, которое я по-прежнему не понимаю до конца. И это чудо ежеминутно вонзало в меня острые зубы вины. Тот факт, что ты остался жив, является частью ужаса, который сопровождает каждого, кому удается вырваться. Этот ужас, словно болезнь, стремится поразить каждого, пока он здоров, чтобы напомнить: ты выжил, хотя более достойные люди умерли.

Перед деревянной дверью, помеченной литерой «Д», я остановилась. Выпрямилась. Нажала кнопку звонка. За дверью послышались шаги, щелкнул замок…

– Вы?..

– Да, это я. Аврора.

Часы на лестничной площадке показывали половину одиннадцатого утра. На Канарах было девять тридцать. В Каракасе давно наступила ночь, и я знала, что рассвета не будет.

Все описанные события являются вымышленными. Некоторые действующие лица и события, имеющие в своей основе реальные факты, включены в роман в чисто художественных целях и не могут рассматриваться как свидетельство очевидца.

В заключение мне хотелось бы выразить свою глубокую благодарность следующим лицам:

– моей сестре Кристине, поэтессе, которая научила меня читать в моей душе и переживала каждую написанную страницу как подлинные события своей биографии;

– моей матери, которая никогда не скрывала от меня правды;

– моему отцу, капитану из капитанов;

– моему брату Хуану Карлосу, который показал мне океан и подсказал, что я могу пересечь его, когда мне захочется;

– Марии Апонте Борго – единственной настоящей писательнице;

– Хосе и Евлалии Сайнс. Теперь я вас понимаю;

– моим знакомым женщинам: тем, кто пишет, и тем, кто нет;

– Оскару. Без тебя не было бы ни одного романа – ни этого, ни тех, что ждут своей очереди в ящике моего письменного стола;

– Эмилио, который направил меня в «Ла Кареттера»;

– Марии Пенальве, которая не только знала, как прочесть эти страницы правильно, но и поверила в каждое слово.

– Гайдну, Малеру, Верди и Калласу;

– «Песням песта», которые я услышала в исполнении Соледад Браво, барабанщикам из Сан-Хуана и «Ла ембарасада дель виенто» Пола Маргаритеньо;

– моей земле, которая навсегда останется разделенной океаном.