Каталина с дрожью выслушивала страшные истории, которыми их с удовольствием угощал экскурсовод, неожиданно воспряв духом под тяжелыми сводами подземных камер и переходов, сквозивших сыростью, где слабое золотистое сияние электрических лампочек едва рассеивало кромешную темноту. Именно тогда Каталина впервые услышала имя Роже Ломуа. Чудом не сбившись опять на привычный бесцветный тон, гид с иронией рассказывал об этом занятном персонаже. Ломуа твердо верил в существование несметных сокровищ в тайниках под крепостью Жизор, огромных богатств, спрятанных тамплиерами накануне поспешного бегства из Франции после разгрома ордена. Ломуа служил, кажется, смотрителем крепости и следил за садом, так что помимо горячего желания завладеть сокровищами он еще имел возможность их отыскать. Поэтому, когда ворота замка закрывались для туристов, он засучив рукава принимался за секретные и далеко не безопасные раскопки.

Ломуа выкопал изрядное количество шахт, не раз утыкаясь в результате в подземные галереи замка. Гид указал на эти места. Сквозные дыры в стенах лабиринта прикрывали проржавевшие железные балки, кое-где они были заделаны грубой кладкой из больших неровных камней, скрепленных известковым раствором.

Но самый знаменитый ночной подкоп, давший повод для бесчисленных сплетен и, естественно, насмешек и сделавший бесстрашного смотрителя знаменитостью не только в Жизоре, но даже в министерстве культуры в Париже, Ломуа осуществил в марте 1946 года. Он сам охотно рассказывал об этом сотни раз. Как утверждал сторож, однажды ночью, выкопав очередной шурф во внутреннем дворе, на глубине примерно двадцати метров он наткнулся на стену, за которой находился подземный зал, никак не связанный с сетью подвалов замка. Каталина пришла в восторг — потайная крипта называлась часовней Святой Екатерины. Какое невероятное совпадение![15]

Древняя часовня оказалась огромной — тридцать метров в длину и девять в ширину, потолки пятиметровой высоты опирались на четыре колонны и готические арки. Неподалеку от пролома, сквозь который Ломуа проник внутрь, размещался алтарь и каменная дарохранительница. На стенах, на высоте примерно в два с половиной метра, на консолях покоились тринадцать скульптур в рост человека, изображавшие Христа и двенадцать апостолов. А на полу под ними, вдоль стен, стояли девятнадцать каменных саркофагов.

Но из всех чудес потайной крипты Ломуа больше всего поразило другое: тридцать сундуков со вставками из драгоценных металлов, вытянувшиеся в три ряда по десять в каждом, представляли собой фантастическое зрелище. Когда Ломуа доходил в своем повествовании до этого места, его голос всегда срывался и дрожал — тридцать громадных сундуков более двух метров в длину, около полутора в ширину и двух в высоту.

Каталина с любопытством, а также изрядной долей нетерпения ждала, когда гид сообщит, что же хранилось в сундуках и саркофагах. Ей даже в голову не приходило, будто их содержимое остается загадкой до сих пор, спустя почти шестьдесят лет после находки бравого садовника. Но дело обстояло именно так.

В какой-то момент рассказ гида сделался менее подробным и увял, совсем утратив живость; экскурсия вновь свелась к сухим, монотонным пояснениям. Каталине удалось понять только одно: совершив ошеломляющее открытие, Ломуа больше никогда не возвращался в подземную часовню. Городские власти всячески ему в этом препятствовали на протяжении многих лет, вплоть до его смерти. В позиции муниципалитета, хотя и не слишком достойной, просматривалась определенная логика: отцы города оказались в щекотливом положении и, очевидно, не желали создавать прецедент, санкционируя незаконные раскопки. Но совершенно невероятным казалось то, что никто не заинтересовался находкой, и часовню не исследовали даже ученые или археологи, хотя городские власти имели возможность пригласить экспертов. Шурф, вырытый Ломуа, просто залили бетоном, об истории с часовней по приказу господина мэра старались не упоминать лишний раз, а затем ее предали забвению. Непостижимо! Представьте, если бы Говарда Картера заставили закопать снова и навечно гробницу Тутанхамона, едва ученый нашел ее и раньше, чем она открыла свои тайны!

Гид вывел группу из подземелья и объявил, что осмотр крепости закончен. В конце года планировалось удлинить экскурсионный маршрут, включив башню[16], которую они только что миновали. Она вошла в историю как Башня заключенных: ее узниками обычно становились знатные особы, впавшие в немилость. Явно из меркантильных соображений гид принялся убеждать всю компанию, будто ради интерьера башни стоит посетить крепость во второй раз (и заплатить еще пять евро, подумала Каталина). В качестве иллюстрации собственных слов экскурсовод поделился информацией: в башне томились в заточении многие важные персоны. Самым знаменитым из них по праву считался шотландский посланник по имени Никола Пуле, чересчур серьезно относившийся к своим обязанностям и укладывавшийся в постель не только с думами о дипломатических контактах, но и с самой королевой Бланш д’Эвре.[17]Просидев в тюрьме долгие годы, Пуле от скуки вырезал разные знаки на стенах темницы. Большинство изображений имело отношение к теме страстей Христовых, а в одном месте обнаружили инициалы N. Р., принадлежавшие предполагаемому автору — Никола Пуле.

Каталине казалось, что очень обидно уйти, так и не увидев изображения, высеченные на стене. Она, конечно, еще вернется в Жизор и побывает в башне, когда ее откроют для посещений, но в настоящий момент молодая женщина умирала от любопытства и не могла ждать ни минуты. Она призвала на помощь свои недюжинные актерские способности, притворилась раздосадованной и громко вскричала:

— О Господи!

Вся группа во главе с экскурсоводом остановилась. Гид участливо спросил ее:

— Что-то случилось?

К блестящей игре для пущей убедительности Каталина добавила море обаяния и голосом мягким и приятным, как летний ветерок, ответила:

— Я потеряла сумку… там.

Каталина неопределенно махнула рукой в сторону замка, не указывая никуда конкретно. Вернее, показав какое-то место в пространстве. И хотя она прибыла на экскурсию без сумки и, следовательно, никак не могла ее потерять, очарованный гид не обратил внимания на очевидную несуразность. С глуповатой улыбкой он предложил:

— Хотите, я поищу вашу сумку?

— Нет, благодарю. Я сама найду. А вы продолжайте, пожалуйста. — Заметив его нерешительность, она добавила: — Не стоит задерживать всю группу из-за меня и оставлять людей ждать на солнце в такую жару.

Ее довод встретил горячую поддержку со стороны нескольких французских туристов, выразивших полное согласие с ее предложением, и энергичное одобрение дисциплинированных немцев, не понявших ни слова. Такое единодушие подопечных положило конец колебаниям гида.