– О'кей, – она прижалась к его груди. – Хороший старый морской пехотинец.

Она откинула голову, схватилась за его узкий галстук и несколько раз дернула.

– Не позволяй никому видеть меня такой. Не надо. Я боюсь. Что они подумают? Моя работа! Моя репутация, – она с ударением произносила всякое слово, при этом дергая его за галстук.

– Отпусти мой галстук. Положи руки на колено. Да, вот так. Спасибо.

– Спрячь меня.

Макс засмеялся.

– Ты не возражаешь, если я отнесу тебя к себе домой и побуду с тобой?

Она шлепнула его по плечу.

– Вперед. Нет проблем. – Он, конечно, издевался, но ведь она могла надеяться на него, не так ли?

Чертовски глупо придерживаться кодекса чести. Макс вспомнил все случаи, когда он отказался воспользоваться женщиной, принявшей несколько больше своих возможностей.

Это не была самоотверженность: ложась в постель с женщиной, он хотел, чтобы она помнила его до малейшей детали и он утром мог чувствовать себя настоящим мужчиной. Отказаться от безрассудно предложенного иногда было очень трудно, но он никогда не жалел, что поступал так, и получал особые утренние благодарности от смущенных женщин в пеньюарах.

Но все они не были Бетти Квинт. И теперь, когда круглые, крепкие бедра Бетти прижимались к его чреслам, а спина нежно ласкала его бок, он сомневался, что его честь сможет принять вызов.

Макс потерся щекой о ее пахнущие розовым маслом волосы и положил руку на спинку кушетки, чтоб теснее прижаться к ней плечом.

Возбуждение стало мучительным. Он положил уставшие ноги на черный кофейный столик в восточном стиле и немного вытянулся, страшно желая снять свой черный костюм и надеть уютные хлопчатобумажные штаны и длинную футболку.

Видимо, она не знала, какую грандиозную боль ему причиняла. Она громко похрустывала картофельными чипсами, потом вздохнула:

– Ммм…

Этот чувственный звук заставил Макса в страхе открыть глаза. Он понюхал ее волосы.

– Ну как, вкусный обед? А мне можно попробовать?

Она вытянула босую ногу на подушку гладкой черной кушетки и тихонько икнула.

– Люблю эту еду. Люблю это место. Ты, Максимилиан, один сполошной сюрприз. Ты превратил этот милый старый деревенский дом в прелестное убежище воина-самурая.

Она уложила голову ему на плечо и рассмеялась.

– Теперь тебе нужна гейша.

– О, лучше бы я воспользовался тобой вместо гейши. Ты женщина-самурай.

Она свирепо зарычала:

– Я сильная. Дайте мне острый меч, и я оставлю разрушительный след повсюду. Вы даже не поверите.

– Я не могу представить, что ты родилась с серебряной ложкой во рту. Такие женщины хотят, чтобы их баловали. А ты, похоже, не боишься трудной работы.

Бетти хрустнула следующим чипсом и с жаром закивала головой.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, мои родителей вытолкнули меня из гнезда и сказали, что я могу или лететь, или упасть и разбиться.

Макс наклонил голову, с изумлением взглянув на нее.

– Почему?

– Потому что они не хотели, чтоб я стала похожей на моих друзей – ленивой, раздражительной маленькой дебютанткой, не имеющей никакого представления о реальном мире, – она снова икнула. – Я должна признать, что двигалась тогда именно в этом направлении.

– Ну, не казни себя. Когда я был подростком, я воровал автомобили.

– Как интересно! А ты ни разу не попался?

– Нет. Сын Нормы и я часто угоняли автомобили, если можно было, просто ради развлечения. Мы катались и бросали их потом на пустынной окраинной улице. Мы чертовски преуспели в нашем маленьком хобби, однако стали приближаться к неприятностям. Думаю, многие считали, что когда-нибудь мы закончим в тюрьме. Все вздохнули с облегчением, когда мы пошли в морскую пехоту.

Она раскудахталась в преувеличенном упреке:

– Похоже, ты гордишься этим. А ты хотел бы, чтобы твои дети воровали автомобили?

Макс усмехнулся:

– Только в том случае, если бы они преуспели в этом так же, как я.

– Плохо! Ты такой плохой, Максимилиан, – она печально вздохнула. – Ты так здорово развлекался. А я такая скучная и нормальная.

– Спасибо, что отнесла меня к ненормальным, – запротестовал он мрачным тоном.

Бетти рассмеялась милым, мягким смехом и засунула в рот очередные чипсы. Крошки посыпались ей на подбородок и испачкали свитер. Макс боролся с искушением губами собрать хлопья, упавшие ей на грудь.

– Вот неряха, – весело произнесла Бетти, собирая осыпавшиеся крошки себе в рот.

Макс обожал эту простоту общения.

– Никаких манер. Мне это в людях нравится.

– Что? Никаких манер? Меня учила этикету мисс Луиза Винегрет. У меня манеры высший класс, Максимилиан.

Она подняла голову, чтобы видеть его. Макс смотрел на ее полуприкрытые глаза и розовые щеки. В уютном свете напольной лампы ее полные, широкие губы манили его хитрой улыбкой, которая была одновременно насмешливой и провоцирующей. Если бы он поцеловал ее прямо сейчас, она бы, возможно, рассмеялась… но поцеловала бы его в ответ.

Пока Бетти перебирала возможные варианты развития событий, Макс ласково смахнул крошку от чипса с ее губы.

– Я рад, что ты здесь. Мой дом сегодня ожил.

– Это сказочный старый дом, Максимилиан. Твой отец оставил его тебе?

– Да, вместе с горой мебели, которая десятилетиями служила семье. Большая ее часть хранится на чердаке. Тебе бы она, возможно, понравилась, но мой вкус склоняется к другому.

Он указал рукой на стены, увешанные яркими японскими ксилогравюрами. Большая их часть изображала сражения и воинов, но на нескольких были одетые в странные костюмы актеры или традиционные восточные пейзажи. Мебели было мало, и она казалась совсем простой: все было белым, черным, блестящим.

– Я собирал эту мебель и картины много лет, – сказал Макс, – но хранил все это на складе до тех пор, пока у меня не появился постоянный дом.

Он кивнул в сторону большого неяркого гобелена на стене напротив кушетки.

– Мне нравятся линии этой абстракции. Они кажутся одновременно мирными и агрессивными. Все зависит от твоей точки зрения.

– Мне они кажутся мирными.

Бетти взяла последний чипс из пачки на коленях, поднесла его ко рту с медленной грацией неуверенной руки, а потом положила на язык. Он исчез между губ совершенно беззвучно.

Макс заговорил с ней низким, успокаивающим тоном, отчего на ее лице зажглась улыбка «поцелуй меня».