– В Отечественную, получается, он воевал старшим лейтенантом? – спросил Николай Степанович, заметив, как оживился лежащий на диване старик.

– Старлеем…. Под Ленинградом, когда подбил 22 немецких танка, он мог получить уже вторую звезду Героя. Но наши штабные крысы, политработники, припомнили ему финскую войну, братание, и вновь лишили награды.

– Несправедливо.

– Где ты видел справедливость? Человек дважды мог стать Героем. Он им и был. Но нашим властям нужны «проститутки». А еще им деньги нужны. Деньги для них все, это их бог. Деньгам они молятся. Есть деньги – будет справедливость, нет – выходит, и справедливости никогда не увидишь. Я тут, Степаныч, одну тайну тебе скажу, только ты не смейся и не говори своим…

– Если тайна, зачем тогда о ней говорить? – обидчиво заметил Николай Степанович.

– Я тут накопил денежек с пенсии…

– Ну, вот, ты мне про свои деньги сейчас тайны выдавать начнешь.

– Да не про деньги тайна. Про книгу. Я расписал за свою жизнь на пенсии, скажу тебе открыто, целую тетрадку. Ее, правда, малость мой Верный покусал… Не давал писать, рвался все гулять в парк. Это – мои воспоминания о войне. В ней о Колобанове вся правда, тютельку в тютельку… Я чего хочу тебе сказать… Давай с твоей Галиной, она же журналистка, издадим книженцию… Сейчас за деньги все можно напечатать. Я узнавал. Я хоть помру, а долг перед Колобановым исполню. Да и память о нем будет жить.

– Надо с Галей поговорить. Дело хорошее. Я уверен, она возьмется…

Николай Степанович еще несколько минут держал в напряжении старика, помогал ему отвлечься от бутылки и нахлынувшего горя. Ему многое нравилось в старике, почти все мысли он разделял. Единственное недопонимание жило в его растревоженной душе в эти минуты откровений… Отчего в нашей великой стране наши правители так несправедливы к своим великим защитникам?! Вот есть танкист, не раз горевший, уничтоживший не один вражеский танк, есть герой Иван Никодимыч… И наша власть все, что могла ему дать, – это работу простым шофером. А кем трудился после войны другой герой – Колобанов? По признанию Ивана Никодимыча, он работал на автомобильном заводе. Дожил до 1994 года. Похоронен в Минске. И все герои, и все праведники, и все честные люди – они крутили баранки, стоят и сегодня у станков. А всякая мерзость с портфелями под мышкой ходит по министерским кабинетам. Такую политику он не понимал и не принимал. Недавно Галя рассказала другую историю. Про военного летчика. Тоже герой. Но после войны, после того, как страна отстроилась, он стал работать шлифовщиком на станке. И как ни пыталась Галя разузнать у него, почему он не гнушался рабочей робы, почему не требовал должности какого-нибудь начальника, так и не добилась внятного ответа. Видимо, правда, другое было время, другие боги, другие ценности, другие люди.

Он оставил старика отдыхать за полночь. Взял с него слово – больше не пить. Для подстраховки бутылку самогона, стоящую у дивана, засунул в холодильник. Впереди их ждала работа над рукописью…

Николай Степанович тихим шагом пробрался в квартиру, разделся, лег осторожно под бок к жене. Ольга не спала. Поворчала, повернулась к мужу:

– Коля, тебя почти не бывает дома… Я тебя так редко вижу.

– Жизнь чего-то завертелась… Давай все бросим и поедем, отдохнем…

– В деревню!?

– Почему в деревню?

– Маша говорит, поедемте все в деревню…

Утром в доме Мазаевых размышления о поездке в деревню уже не вспоминались. Ольга Владимировна подливала всем домочадцам в чашки крепко заваренный зеленый чай, мазала на хлеб масло, подрезала колбасу и сыр, убывающие из общей тарелки.

Первой на учебу побежала Маша. У нее наступала пора зачетов, экзаменов. Она с тревогой ожидала их, волновалась, порой даже губы помазать помадой не успевала.

Шальной ветерок тотчас пробрался в ее светлые волосы, рассыпал их по плечам. На автобусной остановке ее ждал Денис. Она опаздывала, потому решила срезать дорогу через парк… Маршрут знакомый, опробованный, главное, надо смотреть под ноги, чтобы не запнуться, не упасть на землю. С ней такое часто случалось.

Неожиданно сбоку раздался знакомый разнузданный голос Анзора.

– Ну, что, красивая, поехали кататься! – сказал он, повторив слова какой-то песни, уже не раз повторяемой им. – Давай до училища довезу?!

– Я доеду сама, – вымолвила нехотя она.

Маша посмотрела в его сторону и… обомлела.

На краю парка зияла пугающая пустота. Из березового пространства за вечер был вырван живой кусок, срезаны ножом бульдозера не только пни от спиленных деревьев, но и почвенный покров. Живые корни берез и комья грубой земли громоздились над детской спортивной лестницей. Парк представлял собой жуткое зрелище, страшное запустение.

И о, ужас!!! На месте, где росла бабушкина рябина, тоже темнела голая земля. Маша пыталась закричать, обругать окаянного Анзора. Но тут же поняла, что возмущаться напрасно. Грязное дело завершено. Рябины нет. Хотя в душе клокотала злость, она требовала выплеска.

Возле выкорчеванных пней маячила фигура парня с черными усиками. Он вчера уже попадался ей на глаза. Ему-то Маша и адресовала свой гнев.

– Зараза, какая же ты зараза! Рябину сажала моя бабушка, а вы ее загубили просто так. Как же так?

Она не удержалась, из глаз хлынули слезы. Топнув ногой от бессилия и от сознания, что ее обманули, она набросилась уже на хозяина будущего ларька.

– Анзор, ты же папе обещал не рубить рябину. Она от бабушки нам досталась. Это память, память о бабушке, как ты не поймешь. Что ты наделал?

– Я не трогал дерево, – обидчиво пожал плечами Анзор и стал виновато осматриваться по сторонам.

В какой-то миг он вспомнил, что его действительно просили не убирать с площадки рябину. Набросившись на друга, он резко дал ему легкую затрещину. Тут же выругался на своем, непонятном для Маши языке, и ударил уже себя кулаком в грудь.

– Я говорил тебе, Сабир, рябину не трогаем. Говорил тебе?!

– Извини, Анзор, забыл, – обидчиво выпалил усатый парень.

В глазах Маши продолжали стоять слезы.

Солнце едва касалось вершин оставшихся в парке берез. Скоро оно своими лучами коснется серебристых веток с первыми только что рожденными на свет зелеными листочками. А на бабушкину рябину уже не сядет ни синичка, ни божья коровка, и ветерок пролетит мимо…

– Какую беду ты принес нашей семье?! – причитала Маша. – Отец тебе не поверил и правильно сделал… А я, дура, думала, ты человек. Арбуз ты, был и есть арбуз.

– Да не плачь ты так, – сердито и в то же время непонимающе восклицал Анзор, размахивая руками и то и дело поправляя ворот куртки: – Тебя будто режут. Подумаешь, рябина была… Ну, спилили… Чего плакать по ней?! Другую посадим. Я обещаю, другую привезу и на это место посажу. Хорошо?

– Пошел ты на фиг. Тоже мне, садовник нашелся. Мы же тебя по человечески просили – оставь рябину в покое…