Не знаю зачем так грубо обрываю участкового. Ловлю на себе быстрый взгляд его помощника. Наверное осуждает меня…

В кабинете на несколько секунд воцаряется тишина.

— Эта женщина, которая все же является твоей матерью в тяжелом состоянии. Только ты примешь решение, как поступить. Помню, что она лишена родительских прав. Но если ты решишь написать заявление, ты нам очень поможешь. Мы этого урода давно хотим засадить! Он нам каждую неделю проблемы создает. То кража, то драка, а здесь все серьезно. Не отвертится.

— Где она?

Я вновь грубо обрываю речь капитана. Евгений Михайлович строгий пожилой мужчина. Он со мной всегда вежлив. Но почему то сейчас у меня рождается брезгливое чувство ко всему, что происходит. Почему-то так жалко себя. Не хочу ничего делать! Но если пущу все на самотек потом мне будет хреново. Понимаю это. Не смогу я договориться со своей совестью… Ой не смогу…

— Она в 4й городской. В реанимации.

— Документы то у нее хоть есть? Или как бродяжку положили?

Евгений Михайлович смущается. Понимает мое отношение с матерью. Понимает, что я могу просто развернуться и уйти потому что это уже пятый раз! Чертов пятый раз! Сколько еще должно произойти таких ЧП, что бы я однажды не ответила на звонок? А я ведь имею на это право!

— Геля, документы у нее всегда хранятся в чистом пакетике. Как и твое фото.

— Перестаньте, прошу! Это лишнее! Мне без разницы, что она там оплакивает! Ее в моей жизни нет уже давно! Все самые тяжелые времена я проживала одна! У меня маленький ребенок! А если что-то пойдет не так?

Почему я сейчас должна рисковать своей жизнью и жизнью своей дочери? Я еще этим уродам должна передать деньги! Отчаяние добивает меня.

Я не выдерживаю. Плачу. По-моему слезы в последнее время мое перманентное состояние.

— Ваше право, Ангелина Сергеевна. Дело мы возбудили.

Встаю и выхожу из участка и про себя повторяю «Я все сделала правильно! Я все сделала правильно!» Но на душе противно скребут кошки.

Все будет хорошо. Его все равно посадят и без моего заявления. Ведь посадят же?

Не замечаю, как дохожу до больницы. Совесть отравляет медленно отравляет мой мозг. Если еще и в больницу не схожу, вообще растворит меня.

В больнице меня высокомерно измеряют взглядом.

— Белова Татьяна Сергеевна в тяжелом состоянии. К ней никого не пускают. Да мы честно и не думали, что к ней кто- то придет.

Еще раз брезгливо мазнув по мне взглядом медсестра блондинка продолжает заполнять какие-то бумаги.

— Подскажите пожалуйста, нужны ли какие-то лекарства? Оплата за содержание?

Медсестра вновь поднимает на меня глаза.

— Ну вообще-то может пригодиться, если выживет. Вы ей кто?

— Я ее дочь. Точнее. Она лишена официально родительских прав. Но. Если что-то понадобиться позвоните пожалуйста мне.

Я протягиваю медсестре листок с номером телефона. Взгляд ее теплеет, в обращении ко мне уже чувствуется сочувствие.

— Мы Вам позвоним.

Пулей вылетаю из больницы и вдыхаю теплый воздух апрельского вечера. Откуплюсь деньгами. Наскребу сколько смогу, но связываться с этим бандюгой больше не стану. Слишком большой риск.

Я ужасно злюсь на маму. Сначала злилась потому что она лишила меня нормального детства, потом, за то что она своими выходками превращает мою жизнь в ад!

Она не всегда пила. Более того, она на отлично закончила педагогическое училище.

Но один неверный шаг стоил ей всего. Карьеры и положения в обществе.

Когда маме было девятнадцать лет, она закончила училище и устроилась работать в школу учителем химии.

Там же и познакомилась с папой. Ему было всего шестнадцать лет. Он учился в выпускном классе. Запретные отношения, запретная связь после которой на свет появилась я. Когда об их романе узнали, маму беременную выставили из школы с волчьим билетом. Она родила меня и пошла на завод. Родители от нее отреклись! Такой позор на их голову принесла! Первое время она крепилась, а потом расклеилась. Стала себя жалеть и оплакивать свою прошлую жизнь. Она очень сожалела о своем поступке. Я думаю, что она была бы счастлива все исправить. А я всегда являлась ей воспоминанием о горькой ошибке, которую она совершила в молодости.

Поэтому, когда я забеременела Яной я запретила себе жалеть себя. Понимала, что я и только я могу позаботиться о дочке. Больше мне положиться было не на кого.

Подхожу к остановке и жду свой автобус. Сейчас главное, что бы меня не уволили. В голове вновь проносится мысль: «А может все-таки попробовать себя на должность помощницы»?

Загрузив себя тяжелыми мыслями не замечаю, как дохожу до дома.

А дома меня ждет радостный сюрприз: приехала моя бабулечка!

— Да что за бедовая женщина! Никогда покоя тебе не даст видимо!

Линочка! Не связывайся ты с ней, пожалуйста! Не пиши никаких бумаг. Она тебе никто, а ее дружки очень опасные.

Сегодня бабушка останется ночевать у меня. Она приехала на плановое обследование. Мы уже попили чай и затеяли стряпню. У нас с ней традиция: мы при встрече всегда стряпаем вареники.

Люблю домашний уют, который бабушка всегда приносит с собой в мою маленькую общажную комнатку, люблю, когда она у меня гостит.

Роднее ее у меня никого нет. Только она и моя мелкая Яночка.

Бабушка тонко раскатывает тесто и щедро заполняет его творогом.

— Бабуль, я не написала в этот раз заявление, но в больницу сходила. Она, говорят в реанимации.

Повторяю бабушкины действия с тестом и аккуратно защипляю края почти уже готового варенника.

Странное ощущение. Пустота. Почему-то всегда, когда я говорю о ней у меня пустота. Словно о неживом человеку говорю, а о выдуманном персонаже, которого пару раз видела на картинке в комиксе.

— Ай-я-яй! Куда ты это собралась размазать? — бабушка ловит Яночкину ручку, которая щедро накладывает творог прямо на стол и тут же его растирает — ну пойдем теперь умываться!

Я улыбаюсь. Два самых моих дорогих человека! Больше никого в моей жизни нет. С папой с каждым годом мы видимся все реже. У него подрастает сын Егор. Жена его Наташа так и не приняла меня в семью. Даже когда они приезжали к бабушке на лето она упорно делала вид, что я всего лишь предмет интерьера, не более того. Помню, когда мне было двенадцать лет, они приехала на папин день рождения. Я их очень ждала. Бабушка сшила мне платье с розовой, пышной, фатиновой юбкой. Я чувствовала себя настоящей принцессой. Помогала тогда весь день бабушке готовить праздничный ужин. Старалась. Мне так хотелось ей понравиться! А она по приезду лишь бросила на меня скучающий взгляд и произнесла что-то вроде «Боже, с какой помойки ты притащила эту тряпку»? Егорке тогда было лет пять. Но почему-то именно его мне хотелось утопить в небольшом резиновом бассейне, в котором он купался почти весь вечер. Наверное мне хотелось сорвать на нем всю злость потому что именно на Егора было обрушено все внимание и любовь! Помню, как ушла в праздничный вечер на старую ферму и проревела там добрых два часа, а когда пришла, поняла, что моего отсутствия даже никто не заметил. Я жалела себя! Я искала любви в каждом взгляде пришедших на праздник. Но там встречалось лишь сочувствие. Никому я не была нужна. Только бабушке. Она тогда весь вечер хлопотала с гостями и конечно же не заметила моего отсутствия. А я решилась сделать то, после чего папа со своей женой больше к нам не приезжал. Я одела на бабушкину собаку Наташкин дорогой топ, а остальные ее шмотки высыпала в конуру. А сама забралась на чердак. Помню крики Наташки, смех папиных друзей, удивленное оханье и хихиканье Наташкиных подруг. Помню, как хныкал Егор, потому что его разбудили в позднее время и усаживали на прохладное сиденье автомобиля. А еще я помню папины слабые уговоры остаться. Он как-то слишком неуверенно убеждал Наташку в том, что я еще ребенок. Тогда он снова выбрал ее!