Поезд замедлил ход. Редкими огнями мелькнула станция, в низких небесах громоздились не то горы, не то грозовые тучи. По их кромке тянулась тонкая багровая кайма.

Приехали? – спросил я.

Еще нет, – отвечал Ангел.

Голос его качался как маятник.

Это Старая Таможня, а там, – Руахил указал рукой на горы, – Большой Барьер, что отделяет Белый Свет от Преисподней.

Ангел продолжал говорить, и в окне напротив возникали бледные картины, в какие складывались его ожившие слова:

От Вселенской войны до Первого Пришествия в этих горах стояло едва ли не все Ангельское ополчение. Нас по пояс заливало магмой, по грудь засыпало пеплом, и в каждую голову летело шестьсот стрел. Но мы смеялись и пели, потому что Бог был с нами, более того, Он был среди нас, стоял в строю безымянным Ангелом, и когда взбесившийся Ад брал нас за горло – одним мановением века Он осаживал зверя и загонял его в логово.

Эти горы изрыты воронками, подкопами, руслами высохших рек, что твой сыр. Здесь в одной из пещер живет Ангелика, дочь Гевила. Она пыталась устроить на Рифе женский монастырь, но людям тут невыносимо. Сестры ушли, она осталась одна. Раз в неделю Хранитель приносит ей воду и гречневую крупу, от всего остального она отказывается.

Поезд заскрипел тормозами, задрожал, останавливаясь.

Встань, ключ возьми в рот, руки сложи на груди, на вопросы не отвечай, предоставь это мне, – сказал Ангел.

На перроне показались алые нимбы Стражей, из соседнего вагона раздались приглушенные голоса. Говорить не пришлось, Сторожа переправы проследовали мимо, мы вышли из вагона и оказались на узком пирсе, молу, который и служил платформой. Мол уходил далеко вперед и терялся во мгле. Бетонные бока его лизали мелкие пенистые волны, пена была тягучей и желтой, напоминала слюну.

Руахил минуту помедлил, сложил ладони домиком, так, чтобы внутри образовался правильный треугольник, поднял руки над головой и пошел вперед. Весь остаток ночи мы шли, и ветер несколько раз менялся – то дул в лицо, препятствуя ходу, то кричал что-то в левое ухо, плевался, то толкал в спину, как конвоир ослабших арестантов.

Я хотел было выплюнуть ключ, он мешал мне дышать, но Руахил запретил. Постепенно из тьмы проявились еще более плотные сгустки чёрного и образовались высокие стены. Теперь мы переступали по ветхой ниточке, натянутой посреди реки в тесном ущелье. Река нервно трясла мордой, билась о мол лбом.

В темных волнах мне мерещились хищные гады и рыхлые, словно булка, тела утопленников. Наконец, Руахил остановился. Мол кончался маленькой башенкой, расшатанной штормами. На мачте, что торчала из острой крыши, болтался разбитый фонарь. Ангел опустил руки, отряхнулся, как птица, и вытащил у меня изо рта теплый ключ.

Замок сухо щелкнул, дверь тяжело заскрипела, и мы вошли внутрь башни, которая использовалась как элинг.

Здесь Ангел позволил мне отдохнуть и переодеться, а сам, засветив нимб, отправился выбирать лодку. В шкафу я нашел парусиновую робу и широкие рыбацкие штаны на лямках. В карманах робы были: осколок камня, восковая свеча, раковина, сосновая шишка и рыбья чешуя.

Руахил остановил свой выбор на крепкой смоленой шлюпке, он удостоверился в исправности руля, проверил уключины, нашел в углу бочонок каната и якорь. Затем поднялся по шаткой лестнице на второй этаж и принес оттуда мешок сухарей и оплетенную ивовым прутом бутыль с кагором.

Когда мы спустили лодку с подветренной стороны мола, Ангел заметил в ней течь. Он, как ласточка, скатал из земли и слюны шарик, замазал щель, прошептал осушительную молитву, и вода из лодки ушла. Я зажег свечу от ангельского нимба и, вернувшись в башню, поставил ее на божницу перед образом неизвестного мне святого.

Сейчас мы в устье Аракса, – сказал Руахил. – Нам на счастье, реки текут здесь не как у людей, но от устья к истоку. Если ветер будет попутным, доберемся быстро. Правда, быстро в этом краю не означает легко.

Мы оттолкнули лодку от мола и отчалили, мое зрение судорожно цеплялось за огонек в окошке башни, пока вокруг не сомкнулась тьма.

Течение подхватило наш челн и понесло по черным венам Аракса к самому сердцу ночи, которое грозно предупреждало о себе глухим монотонным ревом.

Тьма следовала за нами, повизгивала, обжигаясь о нимб, но раны ее быстро затягивались. Мое внимание привлек ручей, наполненный зеленоватым фосфорным светом, что сбегал со скалы, не смешиваясь с потоком, пересекал реку и терялся в расщелинах другого берега.

Это граница, – Ангел, как обычно, предупредил вопрос. – Все, мы в Преисподней.

Не было ни поста, ни стражи, но что-то сильное, древнее, опытное ощупало меня, словно слепой баянист пробежался по кнопкам снизу доверху. И кости мои застучали от омерзения и страха о мембрану живота, как барабанные палочки. Руахил закрыл лицо крыльями, мы входили в теснину, где вода бурлила, словно объелась извести. Мы неслись по хребту реки, где волны противоборствующих берегов разбегались, сшибались и падали, выплевывая липкие кровавые брызги. Ангел встал на одно колено, вытащил меч и следил, чтобы кто-нибудь не прыгнул в лодку с моста, очертания которого были уже различимы во мгле.

На гранитных опорах тускло мерцали звезды, такие же, как на шпиле вокзала. Это меня тревожило, я вообразил себе:

Есть такие люди, что всю жизнь горбатились, строили дороги, копали метро, их руки вытянулись до земли, лица почернели от грязной работы. И вот они умерли утомленными, а их тут же заставили наводить мосты в Аду. С одной стороны, так им и надо, но с другой – те из рабочих, чьи постройки не рухнут, когда падут от великого землетрясения языческие города, достойны снисхождения Судии Настоящего.

У моста волны совсем ошалели, лодку стало заливать, я лежал на руле и не успевал вычерпывать. Руахил мечом нарисовал круг на воде и запретил волнам касаться борта. Вокруг лодки образовалось как бы масляное пятно, от которого волны отшатывались. Мы влетели под мост и покатились по скользкой трубе, как бобы по гусиному горлу.

Что там в конце? – прокричал я, чтобы Ангел услышал сквозь шум воды. – Может, какая-нибудь турбина?

Ангел пожал плечами, и я приготовился к худшему. Нас тряхнуло так, что в шлюпке что-то хрустнуло, труба сделала небольшой поворот, и мы шлепнулись на воду. Горы остались позади, река разливалась, широко раздвигая берега, и, всхлипывая внезапной волной, успокаивалась.

Это малый вход в Тартар, – сказал Руахил, – таких много, почти в каждом городе.

Ангел вытер меч шелковым поясом, вложил в ножны. Ветер призывно гудел в его крепком пере. Руахил встал, потянулся, расправил крылья и сомкнул их над головой, как парус. Крылья наполнились ветром, и шлюпка легко побежала по темной воде.

Берега были пустынны, и в утренних сумерках дюны, что мерещились на правом берегу, казалось, ничем не отличались от пологих холмов левого. Я потянулся к бутыли, Руахил, одобрительно кивнув, сказал: