Коньячный хмель обнаружился в шоколадных шариках, которыми Харри с Мими щедро угощались в маленькой, но очень уютной кондитерской с кучей народа. Пирожных и десертов на больших тарелках под стеклянными колпаками здесь тоже было предостаточно. В общем, я попала в кромешный ад сладкоежки, строго следящей за фигурой.

Хозяйка, высокая, дородная брюнетка в ярком платье, щедрой рукой подливала нам в кружки черный, как деготь, кофе и с любопытством поглядывала на мелкие вещицы, высыпанные из бумажного пакета.

– Значит, вы колдунья, – обратилась она ко мне и с открытым неодобрением покосилась на мои ключицы. – А я решила, что танцовщица. Может, яблочного пирога с корицей или слоеный тортик с заварным кремом?

С прошлой весны у меня действительно появились ключицы. Тонкие косточки красиво разлетались в вырезах платьев и приводили меня в неописуемый восторг. С детства своих ключиц не видела! Однако хозяйка кондитерской точно не относилась к поклонникам диеты «ешь меньше» и наверняка считала ее вредной, если не для телесного здоровья, то точно для душевного.

– А можно мне тортик с кремом? – попросила Харриет.

– Ты тоже, милочка, колдунья? – улыбнулась хозяйка.

– Нет, у меня другая карьера.

– Какая? – не поняла Эмма.

– Я же мать! – с возмущением напомнила Харри.

– Сколько деток? – ради вежливости спросила хозяйка.

– Трое мальчиков, – не без гордости ответила та.

– Вот как? – Хозяйка отошла к витрине и, щипцами положив на тарелку огромный ломоть шоколадного торта, поставила перед матерью троих детей. – За счет заведения, милочка.

– Спасибо, – обрадовалась та, принимая неожиданное угощение. – Знаете, мои мальчики обожают шоколадные торты.

– Догадываюсь, – по-доброму улыбнулась женщина, едва не погладив нашу подружку по голове. – Да ты кушай, отдыхай. Сейчас мятного чайку принесу. Когда еще съешь тортик в тишине и спокойствии?

Справедливо говоря, кондитерская пользовалась большим успехом у приезжих. В маленьком помещении было негде упасть яблоку, у входа змеилась очередь, а гул стоял, как в пчелином улье. В общем, по сравнению с особнячком Рупертов – тем самым, с винным пятном на потолке, – настоящая тихая гавань. И вечер закончился бы мирно, но в густых сумерках мимо окон кондитерской прокатилась тележка зазывалы, со всех сторон озаренная фонариками.

Мужичок, срывая голос, приглашал людей в ателье гравировщика, умеющего делать профессиональные гравировальные снимки. В кузове стояло прямое доказательство умений мастера: живой портрет во весь рост кудрявой разбитной блондинки с ярко-алым пятном вместо рта. Она не двигалась, конечно, но беспрестанно подмигивала, словно страдала от нервного тика.

У Эммы из рук выпала вилка и звонко ударилась о край тарелки. Харриет едва не подавилась кусочком шоколадного торта и промычала с набитым ртом:

– Божечки мои дорогие! Обалдеть!

В общем-то, приличными словами она выразила все, что я была способна описать исключительно бранными ругательствами, но промолчала, потому как меня покинул дар речи.

На безобразной гравюре во весь рост была изображена я. В том платье, в котором щеголяла на девичнике, и пока еще в двух красных туфлях.

– Удачный портрет, – задумчиво протянула Эмма, поправляя очки.

– Думаешь? – с трудом выдавила я.

– Еще бы! – кивнула она. – Тебя на нем родная мама не узнает.

– Но ты узнала.

– Я тебя вижу чаще.

В животе что-то стало по-сиротски холодно. Невольно представилась реакция дорогой матушки на гравюру во весь мой рост чуть выше среднего и с буйными кудрями, которые следовало «непременно закалывать, чтобы никто не принял серьезную колдунью за непристойную водевильную танцорку» (фраза пронеслась в голове с нравоучительной маминой интонацией). Еще вспомнилась начальница мадам Шербон, утверждающая, что королевские маги обязаны держать лицо и ни в коем случае не падать им в тарелку…

Как ужаленная я вскочила из-за столика. Тот неустойчиво зашатался, пролился черный кофе, на плиточный пол упала десертная ложка, перепачканная кремом. Соседи справа с опаской оглянулись.

– Надо идти к гравировальщику.

Не споря, Харри подхватила сумочку, поднялась и недоуменно сдвинула брови:

– Мими, а ты, что же, не собираешься?

Она точно не собиралась, но решение коллектива довлело. С видимым сожалением Эмма посмотрела внутрь ополовиненной кружки и вздохнула чуть слышно:

– Раз надо, значит, надо.

Мы попрощались с гостеприимной хозяйкой, но в дверях меня покинула сила воли. Конечно, я сильная, самодостаточная колдунья, свято верящая в диету «ешь меньше», но день сегодня выдался очень нервный. Хотелось сладкого и на ручки, но лучше просто сладкого. Тортики, в отличие от мужчин, меня никогда не предавали.

Пробормотав под нос, дескать, женщине в истерике позволена секунда слабости, я вернулась к опустевшему столику, все еще заставленному недоеденными десертами. Схватила из плетеной корзинки чистую вилку и отмахнула от недоеденного ломтя шоколадного торта приличный кусок. Удивительно, как в рот поместился, и на платье не осыпалось ни крошечки. Мягкое пралине взорвалось во рту божественной сладостью. Чистое, ничем не разбавленное наслаждение!

– Теперь можно идти! – решительно кивнула я.

Найти гравировальное ателье оказалось несложно – оно находилось недалеко от кондитерской. Да и зазывала так отчаянно вопил, что адрес не расслышал бы только глухой старец.

В большой витрине на черной бархатной подложке стояли портреты в нарядных рамочках. С живых гравюр улыбались подкрашенные водянистыми чернилами счастливые лица, блестели после дождя влажные цветущие азалии, по мангровому лесу летали мелкие дракончики.

– Смотри, Мэри, – указала Эмма на карточку в центре экспозиции.

На снимке я стояла по колено в незнакомом фонтане и с обескураженным видом таращилась в глазок гравировального аппарата. Мое лицо, отраженное в стекле подсвеченной витрины, тоже выглядело более чем обескураженным. Как и лица подруг.

– Ты купалась в фонтане? – наклонив голову набок, задумчиво протянула Харри.

– Может, она монетки вылавливала? – предположила Эмма. – Честное слово, вид у нее, как у грабительницы со стажем.

– Меня больше интересует, почему две лучшие подруги меня не остановили, – буркнула я и начала спускаться по лестнице из трех высоких крутых ступенек к двери ателье.

Тесный зал встречал гостей перезвоном ветряных трубочек, гравированными пейзажами на стенах и пустой стойкой, похожей на массивный прилавок. Из соседнего помещения, скрытого от лишних глаз непроницаемой черной занавеской, доносилось чье-то невнятное бормотание.

– Добрый вечер! – громко позвала я хоть кого-нибудь.