– Я тебе доверял, – прорычал он и тяжело тряхнул ее.

Ей казалось, что она видит перед собой совершенно незнакомого человека-лицо его было искажено злобой, челюсти плотно сжаты, губы яростно искривлены. Она застонала, стараясь высвободиться из его рук, но он схватил ее еще крепче.

– Я тебе доверял! – повторил он хрипло, так что было трудно разобрать слова.-Ты должна была следить за этим! – продолжал он грубым, страшным голосом, взбешенный воспоминаниями о ее уверениях в том, что все будет в порядке. – Ты все это нарочно устроила!

– Нет!

– Да! Ты настоящая гадина! – Он снова тряхнул ее, так что иссиня-черные волосы почти закрыли ее смертельно бледное лицо. – Я ведь доверял… доверял тебе!

Он уже совершенно не контролировал себя, и Клея с ужасом увидела, как он занес над ней руку, и поняла по выражению его побелевшего лица, что он не остановится ни перед чем.

– Не трогай меня… – взмолилась она. От страха она прикрыла глаза рукой и вся съежилась. Внезапно ее захлестнула горячая волна, которая с невероятной быстротой прокатилась по всему телу от ног к голове и с ревом обрушилась на виски и уши, так что она перестала воспринимать то, что с ней происходило.

Ей все вдруг стало безразлично – и Макс, и боль в руке. Ее начало колотить сильнейшей дрожью. Давление крови, приливающей к голове, все усиливалось, перед глазами запрыгали яркие цветовые пятна, распадающиеся на миллионы маленьких искорок. Клея слабо застонала. Больше она ничего не помнила, абсолютно ничего. Ее обступила полная темнота, но она испытала смутное облегчение от такого исхода.

Безжизненное тело Клеи медленно оседало на пол – она была в глубоком обмороке. Поддерживая ее, Макс смотрел на нее завороженным взглядом. Ему стало страшно, когда он увидел, как тяжело повисла ее освободившаяся рука.

Глубокая тишина в комнате отдавалась в его ушах навязчивым звоном. С содроганием и ужасом подумал он о том, что только что чуть не совершил отвратительный, непростительный поступок – правая рука его все еще была занесена для удара.

Сейчас его охватило одно-единственное чувство – глубочайшее отвращение к себе.

Глядя на лежащую у его ног девушку, на ее черные волосы, он судорожно вздохнул, сел на колени рядом, мягко перевернул ее и отвел от лица ее руку, которой она хотела от него защититься.

Казалось, все в ней отливало синевой-одежда, волосы, пугающая бледность кожи.

– Клея… – позвал он хриплым, сдавленным голосом. Макс был в полном отчаянии оттого, что смог такое допустить. Затем, вздохнув поглубже и проклиная себя, он поднял на руки и перенес на диван ее худенькое тело, обмякшее и потому тяжелое. Никогда раньше не видел он ее такой больной и беззащитной. Он снова почувствовал острое отвращение к себе, понимая, что, именно благодаря ему была она сейчас в таком состоянии.

Что же я наделал. Клея!

Он начал осторожно растирать ей руки, но, казалось, кровь в них застыла – такие они были холодные. Бледная, безжизненная кожа местами потемнела, и его пальцы оставляли на ней глубокие вмятины.

– Клея! – позвал он умоляющим голосом в надежде, что она услышит его.

И действительно, она начала медленно приходить в себя. Уголки губ ее дрогнули, веки затрепетали: жизнь потихоньку возвращалась к ней – Клея даже немного пошевельнулась.

Макс продолжал растирать ей руки, и, открыв глаза. Клея прежде всего растерянно посмотрела на них. Но тут она вспомнила о мучительной и безобразной сцене, которая произошла между ними, и снова испугалась. Вырвав свои руки из его рук, она посмотрела на него устало и настороженно.

– Я бы никогда этого не сделал, – стал горячо оправдываться Макс, но голос его звучал надломленно и неуверенно. Он побелел как простыня, губы его дрожали. – Ты просто вывела меня из себя. Но я никогда не ударил бы тебя.

Не ударил бы? Но в те ужасные секунды Макс совершенно потерял над собой контроль. Раньше она думала, что ой обладает необыкновенной выдержкой, но сейчас поняла, что это далеко не так. И сейчас, вовсе не желая снова доводить его до подобного состояния, она лежала с опущенными глазами, не шевелясь и не произнося ни слова, она только старалась унять в себе внутреннюю дрожь… Да, Макс поднял на нее руку, и она никак не могла прийти в себя от потрясения и страха, испытанных, может быть, впервые в жизни.

Он все продолжал смотреть на нее – она чувствовала на себе его внимательный и грустный взгляд. Ему казалось, что ей все еще физически очень плохо, но на самом деле она немного прикрывалась своей слабостью, так как не знала, как вести себя с ним теперь. В комнате стояла гнетущая тишина, нарушаемая только лихорадочным, отрывистым дыханием Макса, который тоже еще никак не мог прийти в себя от происшедшего.

Через некоторое время он поднялся и подошел к бару, где Клея хранила коньяк. Бедный Макс, пожалела его Клея. Он и не подозревал, чем обернется его сегодняшний визит, – приехал сюда такой торжественный и снисходительный!

– Выпей немного. – Он вернулся к ней и поддержал ее за плечи, чтобы посадить повыше. Клея отпрянула.

– Не прикасайся ко мне, – прошептала она, отодвинувшись от него и, облокачиваясь о валик дивана, провела дрожащей рукой по волосам. Макс сильно волновался – это было видно по тому, как судорожно сжал он пальцами рюмку. Клея даже почувствовала что-то вроде удовлетворения оттого, что и его все-таки можно пронять. Но от коньяка она не отказалась, понимая, что это было единственным средством как-то успокоиться.

Противная жидкость обожгла ей небо, так что Клея даже поморщилась, но, по крайней мере, она почувствовала, что к ней постепенно возвращается тепло, а когда она отдавала рюмку Максу, рука ее больше не дрожала.

Он молча отошел от нее, а Клея опять легла, совершенно опустошенная. Кровь стучала у нее в висках, тяжелые, замедленные удары сердца резко отдавались в ушах. Такая развязка была неизбежна, подумала Клея, и снова, в который уже раз, в душе ее поднялось отчаяние. Угнетало ее еще и то, что объяснение с Максом прошло из рук вон плохо. Она, глупая, так разволновалась, что чувства взяли над ней верх, и вместо спокойного, внятного и ясного разговора, к которому она столько готовилась, вышло бог знает что. Вся сложность в том, что она никак не может избавиться от страха-страха из-за таких ненужных, неважных вещей, как утрата любви, одиночество-когда-нибудь нужно наконец перестать всего этого бояться. Правда, сейчас ее мучила еще одна, новая боль: четкое, ясное и очень тягостное сознание, что теперь разрушилась ее тайная мечта. Она поняла, что все это время в ней жила надежда-а вдруг она ошибается, вдруг, когда Макс узнает о ребенке, он обрадуется, и тогда сердце ее запоет от счастья?

Теперь у нее нет никаких иллюзий-слабая улыбка ее была полна насмешки над собой.

Она с усилием села, откинув растрепавшиеся волосы с лица. Макс тяжело опустился на стул, колени его были широко раздвинуты, голова склонилась, потухший взгляд остановился на рюмке с коньяком, которую он сжимал худыми, нервными пальцами.