Соседи в шоке. Мы, как дети, целуемся в подъезде. Выходим из лифта помятые, он вытирает испачканные помадой губы, а я поправляю одежду. Мы подолгу сидим в машине, прежде чем куда-нибудь поехать. Целуемся до умопомрачения, до синяков на губах, которые я потом замазываю тональным кремом. На самом деле нам никуда не надо, просто нельзя же весь день проводить в постели.

За окном тлеет август, жаркий костер короткого московского лета почти прогорел, остались угли, которые раздувает порывистый ветер. Иногда от них идет волна почти летнего тепла, но уже понятно, что это конец. Все чаще костер заливают дожди. И мы с львенком остаемся в постели.

Моя голова лежит на его животе. Губами я перебираю курчавые рыжие волоски, щекочу языком его пупок, а он гладит меня по голове и хихикает:

– Щекотно.

Мы похожи на сытых зверей в ожидании нового приступа голода. Я переворачиваюсь на спину и сладко потягиваюсь:

– Алина Евгеньевна уехала в Ниццу. Она мне оттуда звонила.

– Надо подумать, как бы закрыть дело. Преступление совершено неустановленными лицами или лицом, – он обрушивает лавину поцелуев на это лицо. Кажется, проголодался. Но я его отталкиваю:

– Ни в коем случае!

– Ты хочешь сесть в тюрьму? – обижается он. – Я делаю все что могу. Совершаю должностное преступление, между прочим. Подлог. А ты… Ты даже не хочешь меня за это поцеловать! Георгинчик, так нечестно!

– Тебя как будто весь день не кормили! И вообще: чем ты занимался с другими женщинами? Допрашивал их?

– Я же не знал, что можно использовать служебное положение в корыстных целях!

– Хорошо, что я тебя научила…

Какое-то время мы молча целуемся. Уже не так страстно, как с утра, когда оба проснулись в прекрасном настроении и сразу потянулись друг к другу. Тогда я опомниться не успела, как оказалась под ним, все было коротко, но ярко, по телу прошла горячая волна, и я едва успела поймать ее пик, потом взлетела так высоко, что закружилась голова, и мы оба откинулись на подушки счастливые.

Теперь он хочет разнообразия. Перемены блюд. Ну что ж…

Мне еще надо научить его многому, пока я отпущу его в свободное плавание. А я его отпущу, как отпускаю всех. У него будет своя стая. Когда-нибудь он добьется всего, чего я для него хочу. Если только его не посадят за такое вот превышение должностных полномочий.

Какое-то время я еще сижу на нем, слушая его прерывистое дыхание. Но постепенно оно восстанавливается, и он открывает глаза.

– Это было супер!

Какой же он еще ребенок! И хорошо, что рядом я, а не какая-нибудь стерва. Которая наговорила бы ему гадостей вместо того, чтобы научить.

Я приношу ему холодного пива. За окном дождь, но здесь, в моей спальне, жарко. Пахнет потом и нашими соками, воздух тяжелый, он словно давит. Мускусный запах секса перебивает запах моих духов, тоже тяжелых и чувственных.

Он пьет пиво, я молчу.

– Завтра на работу, – говорит львенок. И вдруг жалобно: – И что мне делать?

– Я же тебе сказала: надо кого-то подставить.

– Но кого? Ведь их осталось всего трое! И эта Людмила Ивановна…

– Ты ее боишься?

– Вовсе нет. Я просто не знаю, как к ней подступиться.

– Вот смотри. – Я ложусь рядом и нежно глажу его плечо. – Еще неделю назад ты говорил то же самое о Гаврилковой. Казалось, ее броня непробиваема. И чем кончилось?

– Да я сам не понял, как это вышло.

– Не скромничай. Все сделал ты. Нашел свидетелей, которые видели, как поздно она возвращалась домой, заставил ее признаться, что у нее было свидание с любовником. Даже вытянул из нее имя этого любовника. А ведь она казалась такой неприступной, – насмешливо сказала я. – Как Эйфелева башня. Но ты свалил Эйфелеву башню. Остальные гораздо мельче.

– Но одно дело с мужем развести, и совсем другое – заставить признаться в убийстве, которое они и не совершали, кстати. Ну не пытать же мне их?

– Жаль, что пытки отменили, – вздохнула я. Потом слегка его куснула.

– Больно! – взвизгнул львенок.

– Если не больно, не интересно. Хорошо, я тебе помогу. Надо кого-нибудь на нее натравить. Скажи мне вот что. Кто пришел к Курбатову следом за нашим бессменным лидером профкома?

– Игорь Абрамович.

– Он ее видел?

– Нет.

– У нее в броне огромная дыра.

– Интересно, какая?

– Да ведь она солгала! Я теперь уверена, что Курбатов решил поддержать Гаврилкову. Потому и пригласил ее первой. Это логично: сначала наградить, потом отказать. Он Людмиле Ивановне отказал. А она сказала, что обещал ей должность ректора. Зачем она солгала?

– И в самом деле: зачем?

– А затем, что у нее появляется мотив. Кандидатура Людмилы Ивановны на самом деле устраивает всех. Ее документы подлинные, она хороший хозяйственник, муж – большой чиновник. Следовательно, университету обеспечено привилегированное финансирование. Нет Курбатова – путь к должности ректора открыт. Она уже, считай, у нее в кармане.

– Но убить? – с сомнением посмотрел на меня львенок. И вздохнул: – Если бы можно было подделать результат баллистической экспертизы. Но уже доказано, что убили из твоего пистолета. Если бы я раньше знал…

– Ты украл бы важный документ?

– Конечно!

– Подменил бы его другим?

– Еще бы!

– Ты растешь в моих глазах. – Я поцеловала его в лоб. В высокий умный лоб. Мой Славик будет царем зверей, если так пойдет дальше. – Но ведь я не первая, у кого крадут пистолет. Классический случай. Украли, чтобы подставить.

– Кто мог украсть у тебя пистолет для Людмилы Ивановны? – усмехнулся львенок.

– И в самом деле, кто бы это мог быть? – я задумалась. – Да она сама и украла!

– Когда?!

– Она ко мне заезжала. За папкой. Ей срочно понадобились подписи под важными документами, а мужу вдруг подвернулась командировка в Майами. И семья отбыла решать важные государственные проблемы на солнечных пляжах, под пальмами. Дела же университетского профкома поручили мне. Я с удовольствием оказала Людмиле Ивановне эту пустяковую услугу, собрала нужные подписи. И она заехала ко мне на дачу за папкой. Я получила в подарок бутылку коньяка из дьюти фри, – рассмеялась я. – Улика! Счастье, что мы с Людмилой Ивановной тут же эту бутылочку не распили. Жена БЧ дама ответственная, пьяной машину не водит, и мы просто болтали. Она пила квас.

– Ты что, показывала ей пистолет?

– Нет, конечно. А кто об этом знает, кроме нас с ней? И чей ты любимый мужчина, ее или мой?

– И в самом деле… Значит, ты готова дать показания?

– Именно! Прямо сейчас, – я лизнула его пупок, – записывай.